Человек из тени
Шрифт:
Нам пора домой, и Элайна собирает вещи Бонни. Алан и я сидим в гостиной и ждем. Нам даже молчать хорошо вместе.
— Мне показалось, она прилично себя чувствует, — говорю я.
Он кивает:
— Ей лучше. Бонни помогла.
— Я рада.
Бонни врывается в гостиную, прерывая разговор. За ней идет Элайна.
— Ты готова ехать домой, солнышко? — спрашиваю я.
Она улыбается и кивает. Я встаю, обнимаю сперва Алана, потом Элайну. Целую Элайну в щеку.
— Алан сказал тебе, что мы завтра рано начинаем?
— Сказал.
— Ничего, если я привезу Бонни
Она улыбается, наклоняется и лохматит волосы Бонни, та смотрит на нее обожающими глазами.
— Разумеется. — Она присаживается на корточки. — Обними меня, ласточка.
Они обнимаются, улыбаются, и мы направляемся к двери.
— Иди наверх, ложись спать, солнышко, — говорю я Бонни. — Я поднимусь через минуту.
Она кивает и шлепает босыми ногами по лестнице. Звонит телефон.
— Это Лео.
— Что случилось?
— Мы с Аланом получили ордер на просмотр списка клиентов Энни, — говорит он. — Не успел сказать вам перед уходом. Я связался с компанией, она охотно пошла на сотрудничество.
— Так ты получил список?
— Я занимаюсь им последние четыре часа. Кое-что нашел.
— Рассказывай.
— Выяснилось, что у вашей подруги было много клиентов. Почти тысяча человек. Я подумал, что можно будет для поиска поставить задачу с параметрами Джека Потрошителя. Ну, знаете, Лондон, ад и все такое.
— И что?
— Нашел сразу. Фредерик Абберлайн. Это инспектор, который прославился поисками Джека-старшего.
— Почему ты мне не позвонил?
— Потому что еще не закончил. Сами подумайте. Слишком уж очевидно. Они бы так легко не сообщили свой настоящий адрес. Но я все равно проверил. Это ящик на почте.
— Черт, — говорю я.
— Но это все-таки ниточка, — возражает он. — Я тяну за нее с другой стороны. Когда кто-то пользуется своей кредитной картой, его личный номер остается в отчетах.
— Как это?
— Все, что существует в Интернете, имеет свой номер. Регистрационный номер Интернета. Каждый раз, когда вы возникаете в Интернете, вы начинаете существовать как личность, вы и ваш номер.
— Значит, если вы расписываетесь за что-то с помощью своей кредитной карты, ваш номер учитывается?
— Да.
— И куда это может нас привести?
— Вот тут есть проблемы. Ваш регистрационный номер может быть связан с вашим соединением в Интернете двумя способами. Один нам подходит, другой нет. Эти номера являются собственностью компании, обеспечивающей вам доступ в Интернет. В большинстве случаев, когда вы соединяетесь, вам придается новый регистрационный номер. Нет последовательности.
— Этот тот способ, который нам не годится, — догадываюсь я.
— Верно. Второй способ — «постоянное соединение». Здесь ваш номер является неизменным. Если Джек-младший пользуется этим способом соединения, то его номер приведет нас к нему.
— Гм… — задумываюсь я. — Может быть, я ошибаюсь, но, сдается, этот парень умен.
— Возможно, — отвечает Лео. — Но может быть, и нет. Но все равно нам это может помочь. Интернетовский провайдер имеет журналы, в которых отмечается, когда используются те или иные номера.
— Это хорошо, Лео. Ты молодец. Продолжай интенсивно работать.
— Обязательно.
Я верю ему. Я слышу задор в его голосе и сомневаюсь, что он сегодня отправится спать. Он почуял кровь, а это опьяняет охотника, не позволяет ему остановиться.
Я отправляюсь в постель к уже спящей Бонни.
Я вижу сон. Странный, не связанный с другими. Сон — реальное воспоминание.
— Душа как алмаз…
Так однажды в приступе гнева сказал мне Мэтт. Я занималась делом, которое заполняло все мое время в течение трех или четырех месяцев. Я почти не виделась с Мэттом и Алексой. Первые три месяца он терпел, помогал, ничего не говорил. Но однажды ночью я, вернувшись домой, застала его сидящим в темноте.
— Так дальше не может продолжаться, — сказал он.
Я расслышала злость в его голосе и онемела. Мне-то казалось, что все в порядке. Но с Мэттом всегда было так. Он стоически выдерживал то, что его беспокоило, но в конце концов взрывался. Когда такое случалось, я терялась, потому что переход от намеков на шторм к настоящему урагану был стремительным.
— О чем ты говоришь?
Его голос задрожал от гнева.
— О чем я говорю? Господи, Смоуки! Я говорю о том, что тебя никогда не бывает дома. Ладно, один месяц. Пусть два — плохо, но можно вытерпеть. Но три месяца — это никуда не годится, черт побери. Я сыт по горло! Тебя никогда нет, а если ты здесь, то не общаешься ни со мной, ни с Алексой, ты раздражена, ты огрызаешься. Вот о чем я говорю.
Мне всегда трудно было справиться с прямым нападением. Я приписывала это ирландской лени, хотя, по правде, моя мать была эталоном терпения. Нет, это моя собственная черта. Загоните меня в угол, и все понятия о правильном и неправильном вылетят у меня из головы. У меня появится лишь одна цель — выбраться из этого угла, и ради этого я не побрезгую грязными приемами. У Мэтта был свой недостаток: он накапливал гнев. И это плохо сочеталось с моим недостатком: нападать без раздумья или мысли о последствиях, если прижать меня к стене. Это несоответствие было одним из недостатков нашего брака. Я до сих пор тоскую по нему.
Мэтт загнал меня в тупик, и я ответила так, как делала всегда, когда не видела выхода: я нанесла удар много ниже пояса.
— Полагаю, я должна сказать родителям этих маленьких девочек, что у меня нет времени ловить парня, который их убил, да? Вот что я тебе скажу, Мэтт. Я начну работать с девяти до пяти. Но я заставлю тебя смотреть на фотографии следующей убитой девочки и разговаривать с ее родителями.
Слова были холодными, жестокими и ужасно несправедливыми. «Но такова жестокость того, чем я занимаюсь», — подумала я, в бешенстве от того, что он этого не понимает. Если я буду сидеть дома с семьей, убийца сможет спокойно творить свое черное дело. Если я посвящу все свое время преследованию убийцы, я заброшу семью, обижу близких. Приходится постоянно балансировать, как бы тяжело ни приходилось. Мэтт густо покраснел и пробормотал: