Человек из Вавилона
Шрифт:
Лица Джорджикисдзе и Парнавазисдзе расплылись в улыбке.
— Абуласан, мы должны знать, о каком торжестве ты толкуешь? — спросил Джорджикисдзе.
— А вот о каком: Господь еще не создавал идеального человека, у которого не было бы недостатков. Скольких властителей сожрал опий, сколькие стали жертвой страсти к охоте. Даже царь Давид, сочинявший псалмы, не был свободен от греха. Это дело не должно расстроиться из-за какого-то там пьянства. Пусть княжич приедет, познакомится со страной, станет супругом царицы, а там,
— Ежели мы не уважим свой выбор, другие непременно поднимут нас на смех, — добавил Парнавазисдзе.
— Но чтобы не было такого: один ходишь в победителях, а мы… — предупреждающим тоном произнес Джорджикисдзе, выразительно глядя на Абуласана.
— Я уже сказал: мы все будем торжествовать, все вкусим отраду и удовлетворение.
— Да, ты это сказал, но отрада отраде рознь! Ты будешь развлекаться на пиру, а нас позовешь на остатки, так не пойдет! — Каждое слово Джорджикисдзе выговаривал по слогам.
— Габаон ушел, закрыл за собой двери, не пожелал участвовать в этом деле. Последуй мы за ним, и всем твоим хитросплетениям — конец, — говоря это, Парнавазисдзе улыбался, — поэтому забыть о чем-либо — значит испортить дело.
— Это моя забота, я дела не испорчу, я предпочитаю, чтобы мы были вместе.
— Согласен, будем вместе, я тоже не желаю, чтобы Иванэ Палаванди и Саурмаг Павнели проезжались на мой счет, но не хочу и того, чтобы ты предстал перед Боголюбским единственным его благодетелем, а мы, так сказать, сбоку припека, — сказал Джорджикисдзе.
— Я дал тебе повод говорить это?
— В том-то и дело, что дал! Восстание мы начинали вместе, рядом с Кутлу-Арсланом тоже стояли вместе, но ты один стал и амиром Картли, и правителем Тбилиси…
— Но я же вас не забыл!
— Я предпочитаю, чтобы сейчас же было оговорено, кто что получит, — упрямился Джорджикисдзе.
— Я же сказал, мы будем вместе!
— Ты-то сказал, Абуласан, ну а я вот что скажу: для меня что княжич росов, что византийский царевич — все едино, я выбрал Боголюбского не для того, чтобы ты почувствовал себя наверху блаженства.
— Ты рассуждаешь неверно, — обратился к Джорджикисдзе Парнавазисдзе, — что может сказать тебе сейчас амир? Сегодня главное не дать меньшинству царского дарбази взять верх над большинством — не допустить, чтобы византийский царевич стал супругом царицы. Надо немедля привезти Боголюбского и сыграть свадьбу. Это и будет нашей большой победой. А победа принесет отрадные сердцу плоды.
— Стало быть, ты, амир Картли, правитель Тбилиси, даешь слово, что не предстанешь перед Боголюбским единственным его благодетелем и результаты
— Я уже сказал — все познают отраду и утешение! — Абуласан осенил себя крестом.
— Тогда по рукам! — И Джорджикисдзе, улыбаясь, протянул Абуласану правую руку. Абуласан ударил своей правой ладонью о его ладонь. — А ты? — повернулся Джорджикисдзе к Парнавазисдзе.
— Я, естественно, с вами, братья! — ответил тот, накрывая своей медвежьей лапой руки Абуласана и Джорджикисдзе.
— Вот так!
— Да благословит Господь наше решение!
— Так и будет, но Занкану надо дать знать, чтобы не тянул с этим делом. Царский дарбази так уважил его! Он должен выполнить данное ему поручение, — сказал Джорджикисдзе.
— Сейчас же отправим гонца назад, пошлем ему письмо, чтобы не тянул с этим делом. — У Парнавазисдзе загорелись глаза.
— Письмо? — Абуласан хлопнул в ладоши. Тут же возник Тимотэ.
— Гонца! — приказал Абуласан. Тимотэ вышел. — Теперь письмо! — Абуласам взял письмо от Занкана, поднес к свече и сжег его — не было никакого послания.
— Ты прав, он не должен был его присылать, не для того мы отправили его в половецкую землю, чтобы он нам слал оттуда письма! Ему поручили привезти княжича, больше ничего! — подал голос Джорджикисдзе.
Тимотэ ввел в зал Эуду.
— Стало быть, ты гонец Занкана? — спросил Абуласан.
— Я, ваша милость!
— Как поживает твой хозяин? Что делает?
— Кажись, неплохо, раз каждый день по гостям ходит. А больше ничего не знаю.
— Немедленно отправляйся назад, до темноты успеешь пройти порядочное расстояние.
— Я готов, ваша милость.
— Дело не терпит отлагательств, — Абуласан сделал паузу, чтобы придать большую выразительность своим словам, — ты понял, дело очень спешное!
— Мне было сказано, что вы пошлете со мной письмо.
— Я не люблю ни читать письма, ни писать их.
— Так и передам, ваша милость.
— Слушай меня, — Абуласан подошел к Эуде вплотную, — передавай своему хозяину, что хочешь, главное запомни пять слов, вместо письма пять слов. Понял?
— Но вы их не сказали, батоно, как я могу их запомнить?
— Не тяни с делом, Занкан! Хорошо запомни эти пять слов. Не тяни с делом, Занкан! Ну-ка повтори!
— Что же, я до хозяина пяти слов не донесу?
— Ты мне нравишься, гонец! Тимотэ, новые чувяки и архалук гонцу! — Абуласан повернулся к Эуде. — Торопись! У тебя впереди долгий путь. Тебе надо идти днем и ночью!
— Передай своему господину привет от меня. Скажи, член царского дарбази Вамех Джорджикисдзе с уважением вспоминает его!
— Так и скажу, батоно!
— Но главное — те пять слов, — сказал Абуласан, — а ну повтори их.
— Не тяни с делом, Занкан!
— Кто здесь говорил, что этот гонец не достоин новых чувяков и архалука?