Человек, которого нет
Шрифт:
В тот период, когда я только-только "просыпался" здесь - раз.
То, что происходит в то время, когда я теряюсь в "меня нет" - два.
И обе эти путаницы похожи на то, как я вижу последние месяцы там. Эпизоды, фрагменты, ощущения и картинки, непонятность логики и последовательности. Это три.
И мне от этой мысли стало как-то так... не сказать, чтобы весело - но я определенно развеселился. Даже пару смешков издал. Хотя было и довольно нервно при этом. Но до чего интересно!
И я подумал, что работа по выстраиванию последовательности событий здесь, когда я "просыпался",
Неокончательный диагноз: "Артишок"
В конце весны он находит в книге Тима Вейнера "История ЦРУ" информацию о том, что в зоне Панамского канала у ЦРУ была большая секретная тюрьма, в которой "было позволено всё; как в Гуантанамо".
Лауреат Пулитцеровской премии, двадцать лет изучения документов и интервью с действующими агентами, ветеранами и директорами, все такое.
То есть, что - правда была тюрьма именно там?
Ничего себе.
До того Лу встречал упоминания только о секретной тюрьме в Германии.
Парой абзацев ниже Вейнер сообщает, что в панамской тюрьме велись работы по проекту "Артишок". Значит, думает Лу, там как раз и были подходящие специалисты.
Его тошнит. Он радуется.
Записки сумасшедшего: Я победил
Я не хочу забывать.
Я не хочу ничего забывать. Я хочу помнить всё, каждое мгновение.
И я хочу, чтобы мне было возможно с этим жить. Чтобы все, что со мной было, осталось со мной.
Я не рассыпался там, не расточился в ничто. Я победил.
Я хочу забыть то, что делали со мной, то, как меня разрушали, ломали и раскалывали, терзали и разрывали мое тело и мою душу, растворяли саму мою суть в адских химических смесях, заливали мое сердце отчаянием, унижением, мерзостью и ужасом.
И я хочу помнить все это.
Потому что я победил.
Да, я был бы счастливее, если бы ничего этого не случилось. Я был бы целее, сильнее, живее. Наверное. Но раз уж оно случилось... И я прошел через это, потеряв честь, достоинство, силу, надежду, веру, память и любовь, но сохранив от них то, что они хотели отнять - ту информацию, ради которой они все это проделали, отнимая у меня честь и достоинство, силу и память, веру и надежду. Кажется, это и означает, что я все сохранил.
Раз уж это случилось, я хочу это помнить. Я не хочу покоя. Я хочу знать. И быть спокойным.
Как это возможно? Возможно ли вообще?
Я слышал не только о посттравматическом стрессовом расстройстве. Я слышал и о посттравматическом росте. То, что нас не убивает, не делает нас сильнее. Но мы можем стать сильнее сами - вопреки произошедшему. Это уже не прежняя сила, вольная и уверенная в своей безграничности и
Воланд недоговаривает, хотя чего еще ожидать от отца лжи. Хуже всего не то, что человек смертен внезапно. Самое страшное - что его можно долго мучить.
Я не знаю, сколько сил нужно иметь, чтобы снова стать спокойным. Сколько сил нужно, чтобы переработать все мое ПТСР в посттравматический рост. Я не знаю, есть ли у меня достаточно сил для этого. Но я готов попытаться.
Харонавтика: "Сила живого"
Сессия N33, 28 декабря 2013
Лу немедленно поделился с М. своим открытием: путаница во времени и невозможность выстроить связную последовательность, логику событий, наблюдается не только в воспоминаниях о том периоде, когда он только "просыпался" здесь, и не только в попытке вспомнить те "провалы", когда он мучительно пытается нащупать, кто он, есть ли он вообще, и пытается доказать себе, что его нет. Есть еще третья зона такого же тумана и разрозненности воспоминаний. Он уже довольно много вспомнил и понял про то, что происходило после ареста. Но он не может выстроить эти воспоминания в последовательность. Они плавают отдельными обрывками, кажется невозможным их выстроить в линию, как будто невозможен такой порядок, в котором они могут расположиться.
М. сказала:
– Значит, их четыре.
– Четыре?
– удивился Лу.
– Да. Твое появление здесь, плюс твои "провалы", плюс воспоминания о пытках - и четвертое... Может быть, ты переживаешь это по-другому. Но для меня оно выглядит похоже. Вспомни, ты рассказывал, как писал роман про мастеров. Какое-то время казалось, что это отдельные рассказы, их можно читать в случайном порядке. И ты долго не мог найти им место в последовательности.
И тут Лу посмотрел на нее и тихо, медленно сказал: ё-мое.
– Посмотри, - сказал он, - как там устроен мир. Обрывки во тьме. Мир был, и он был разрушен, и остались такие маленькие разрозненные клочки, и вот мастера их расширяют и связывают в целое...
Он очень сильно почувствовал, что в нем что-то происходит, настолько глубокое, подспудное, что и не описать, но совершенно точно оно происходит. Какое-то усиление...
Он сказал:
– Получается, даже когда я совсем ничего не знал о себе, не помнил и не понимал, я с такой силой стремился к восстановлению... Собрать себя, собрать в целое. Какой же я сильный.
– И как сильно меня... Не убило, потому что вот же я - есть. И не ранило. Рана - это дыра в чем-то целом. А меня... растерзало?
– И разметало.
– Да. Но какая сила... во мне.
– Есть такие существа, миксомицеты. Знаешь? Очень древние существа. Их можно растереть в ступке, и они снова собираются в единый организм. Просто воплощение силы жизни, которая стремится собрать разорванное в целое. Очень древняя сила.
– Очень необычное переживание - вот так знакомиться с собой. Стоять с таким собой лицом к лицу.