Человек, которому всегда везло
Шрифт:
– Стой! Прекратить! Порядка не знаете?!
– Александр поспешил осадить черезчур увлекшихся добыванием "хабара" кавалеристов.
– Да мы че? Чай не не для себя стараимси! Вахмистр нам велел. Глянь ундер сапоги каки, почитай царски, шпоры золочены.
– виновато оправдываются те, понимают, что "залетели", хоть и наказать их у Сашки полномочий нет.
Вскоре нарисовался из ближайших кустов и сам вахмистр, аналог унтер-офицера в российской кавалерии и сразу же кинулся на зашиту попавших в беду подчиненных. Похвальное стремление, если конечно не учитывать, чем его бойцы в данный момент заняты.
– Ты че пехота не в свое дело встревашь?
– набросился он на Александра, да еще с такой злостью, буквально наехал на него своим гнедым конем, пришлось унтер-офицеру, уворачиваясь от копыт, и пятится назад.
Не на таких напал, местные
– Живой гришь хранцузик? Ай, яй нам таки не надобны. Чичас мы энто поправим!
– безаппеляционным тоном уверенного в себе командира, заявил вахмистр и выхватив из правой чушки пистолет наклонился с седла в сторону лежавшего на земле француза. Щелчок взведенного курка, вспышка пороха на полке и пуля прямо в лоб - не промажешь же в упор почти, с двух то метров, а тот и даже и крикнуть не успел напоследок.
Григорий, стоявший рядом с Александром перехватил ружье левой рукой и тороплипо перекрестился. Сам унтер-офицер никак свое состояние не выдал ни словом ни жестом, он уже давно научился сдерживать эмоции. Инциндент полностью исчерпан, надо возвращатся к обозу и выполнять основное возложенное на него поручение. Судя по радостным крикам драгунов за спиной, сапоги с трупа кирасира они все же наконец сняли, может быть агония им невольно в этом помогла. Говорят, что когда мышцы сокраются в последний раз, то тело человека как бы уменьшается в размерах, но при этом заметно увеличивается в весе.
Не все присшествия в том году были столь неприятны, случалось изредка наблюдать и забавные. Как-то раз Иван Федорович Денисов отправлясьт решать какой-то вопрос с местной прусской администрацие прихватил с собой и Александра. Им предстояло попутно приобрести лошадей для обоза и несколько "немецких" телег - "форшпанов" по-местному. В поисках забрались далеко, чуть ли не до самого Кенигсберга и купили наконец в Гумбиене. Вроде бы добрые кони на вид, но в полку их потом знатоки раскритиковали и в хвост и в гриву: частично не немецкие оказались, а украинские лошадки - под стать хохлам, всегда предпочитающим лошадям волов. Не привычные они ни к седлу военному, ни к вьючному, ни к повозке и ленивые впридачу, пришлось обозникам их сначала объезжать и приучать к работе. Одну кобылу из числа лучших сразу забрал себе командир второй роты и дал ей кличку "Агафья Петровна", пояснив немало удивленным сослуживцам-офицерам, что так зовут его любимую тещу.
На обратном пути штабс-капитан поехал другой дорогой, через Юнг-Бунцлау, было такое местечко в то время, сейчас вроде бы название сменили. Только они с Александром въехали в тот убогий городишко, как из под земли набежали гражданские пруссаки, и буквально силом потащили их к ратуше. Там же шум-гам словно битва идет, испуганные чиновники с криками разбегаются во всех направлениях как тараканы, ничего понять нельзя. Пошли к бургомистру - разбиратся, что за хреновина такая творится в госучереждении. Картина маслом: вокруг круглого стола нарезает круги толстый и важный немец, пытаясь убежать от российского подполковника, который его преследует с обнаженной шпагой и если догонит, то как пить дать насадит бургомистра "на этот вертел".
– Herr Officier, sie werden dafur verantworten!
– верещит испуганный пруссак.
– Как ты, сукин сын немец, смеешь меня Сибирью стращать, когда меня Александр Павлович в службе держит? А ну стой, а не то я тебя доеду!
– а это уже русский старается в свою очередь.
Оба бегуна немолоды, оба "в теле", оба изрядно запыхались поэтому пока успех не сопутствует ни тому ни другому - ничья. С порога штабс-капитан Денисов решил, что "их высокоблагородие" подполковник спятил, на войне не такое уж редкое явление. Ни говоря ни слова он показал Сашке жестами - ты заходи слева, а я буду справа, берем его в захват и вяжем.
Скрутили они вдвоем кое-как они упирающегося подполковника, Денисов вырвал у него шпагу и "буйного" не без труда усадили на стул. Тот сперва брыкался и матерился почем свет, потом вроде остыл немного и успокоился.
– Слышишь ли штабс, он меня Сибирью и в твоих глазах стращает! Я тебя, немца, б...ть такую под караул возьму, как ты смеешь скотина?
Штабс-капитан быстро понял в чем дело
В той поездке Сашке впервые удалось увидеть истинное отношение пруссаков к своим союзникам - русским. Не то что бы горячая "любовь" в ту пору между ними была, до "русский с пруссаком братья навек" определенно не дотягивало. Пожалуй стоит вставить в текст повествования цитату одного из очевидцев тех дней.
"В Кёнигсберге состоял в то время один жандармский офицер пруссак по имени Танкред von чего-то, который был знаком с моей хозяйкой. Однажды, зазвав его к себе, я просил его пригласить его товарищей и употчевал их до такой степени, что они без проводников не могли домой идти. Странно покажется, что я послал за незнакомыми офицерами, чтобы вместе вечер провести, но такое обращение водилось между пруссаками и русскими офицерами: встречаясь с незнакомым на улице, пруссак жал русскому руку и называл его "mein bester Camrad" или "Herr Camrad". Наши солдаты также дружно жили с прусскими. Наша гвардия во всю кампанию стояла попеременно в карауле у государя с королевской гвардией и, по смене, солдаты обеих наций пожимали друг другу руки. Прусские солдаты имели более денег, чем наши, и, называя наших своими избавителями, водили их в трактиры и потчевали. Они дивились, как наши выпивали водку стаканами, и слушали со вниманием рассказы наших, хотя и не понимали их. Пока напиток еще не начинал действовать, все происходило дружно и миролюбиво, когда же наши, употребляя без меры даровую водку, напивались допьяна, то заводили ссору с пруссаками, драку и выгоняли их с побоями из трактира. Немки вообще оказывали много склонности к русским и часто поддавались соблазну. Женщины хороши собою в Германии, а особливо в Саксонии. К слабости присоединяют они любезность, ловкость и, что удивительно, хорошие правила, так что их нельзя называть развратными, и они не вызывают к себе презрения, а скорее внушают участие..."
В принципе все так и было, Александр готов подтвердить под присягой, за исключением разве что "женщины хороши" - на трезвую голову такое не не скажешь, а пьяному все равно. Может быть тот очевидец все же имел ввиду не прекрасный пол, а лошадей - те в Пруссии действительно прекрасные в отличие от немок.
что еще тогда примечательного было до сражения Фридландом? Ну конечно же разведки и рекогносцировки, бессмысленные, беспощадные и бесполезные. Сколько народу тогда положили зря на них! Штабные требуют посылать каждый раз не менее роты, да еще и придают обязательно кавалерию. И дотошно проверяют, контролируют, не обманули ли, туда ли пошли назначенные "на заклание" части. Осталось только полубатарею добавить и будет отряд из трех родов войск, такая маленькая "армия" просто физически не может скрытно передвигаться, слишком много людей, да еще и лошади с ними, и столкновение с противником, расставившим везде свои пикеты и посты, становится вопросом времени. Денисов еще пошутил, что им только не хватает для комплекта оркестра, чтоб вражина за версту слышал, как идут по его душу доблестные разведчики. А вот дальше начинается цирк...
– Стой мерзавцы!!! Стрелять велю! Сашка пали в них, чего смотришь!
– кричит выпучит глаза от удивления поручик Яковлев, не ожидавший от драгун такого "неспортивного поведения".
Поздно уже, наша славная кавалерия в полном составе рванула что есть мочи прочь, оставив пехоту расплачиваться по долгам. Как несутся, наверное, рекорд скорости уже побили давно, каккое тут "пали" и прицелится не упеешь.
Первую роту посланную в полном состав в рекогносцировку зажали сразу два вражеских батальона, штабной деятель с ними не пошел остался в полку, видать не "царское" это дело - такие экстремальные прогулки в ближний тыл к противнику. В тот день им улыбнулась удача, случайно рядом оказались брошенные врагом недостроенные шанцы. Засели егеря за укреплениями и смогли там отстерливаясь продержаться до темноты, а ночью ударили в штыки и прорвались к спасительному лесу. Будь у супостатов хоть одна пушка, скорее всего боевой путь Александра тут бы и закончился - снесли бы их вместе с хлипкой "крепостью". Потеряли они тогда целых 26 человек - больше чем при штурме люнета, есть правда надежда, что может быть, кто-то из нижних чинов просто отстал в ходе ночного отступления, когда в темноте уходили по лесам и оврагам от преследования или попал в плен.