Человек, который не знал страха
Шрифт:
Гитлер рассвирепел и выхватил пистолет. В мгновение ока всемогущий шеф гестапо мог пасть жертвой обезумевшего диктатора. Но за Гиммлера вступился главнокомандующий люфтваффе Герман Геринг.
Фюрер долго еще не мог успокоиться. Даже прилетев в Растенбург, он не ответил на приветствия встречавших…
Люди, сопровождавшие Гитлера, утверждают, что его поведение на аэродроме объяснялось якобы тем, что он плохо чувствовал себя в полете.
В конечном итоге все это не имеет значения. Важно то, что в силу сложившихся обстоятельств Гитлеру удалось невредимым выбраться из «Оборотня». Найди он смерть здесь или попади в плен (что менее вероятно), кто знает, как дальше стала бы
Гитлер, однако, еще раз побывал в этих местах В 1943 году, в период подготовки Курской битвы, он прибыл сюда, чтобы провести совещание с командованием восточного фронта. Это совещание проходило, как говорится в советской 12-томной Истории второй мировой войны, на территории винницкой психбольницы.
Драма на мосту
– Господин гауптштурмфюрер, доставлены три советских диверсанта. Они схвачены вчера рано утром у моста через реку Горынь. Все диверсанты были одеты в немецкую солдатскую военную форму. Четвертому, одетому в офицерскую форму, удалось бежать, хотя он, кажется, ранен. Они незаметно прокрались к мосту, зарезали часовых и приступили к минированию моста. Но их выдала своим стоном раненая сторожевая собака; они думали, что она уже мертва. После этого налета охрана моста усилена взводом солдат! – докладывал коренастый лейтенант СС Альберт Беер.
– Введите их, – сказал Петер фон Дипен, машинально поправляя воротник темной эсэсовской куртки.
«Большевики меняют тактику, пытаются проникнуть в наши ряды, и, может быть, им это удается», – думал гауптштурмфюрер, наблюдая, как пленные заходили в комнату.
– Где есть фаша паза? – на ломаном русском языке угрожающе спросил Петер фон Дипен, как только пленные остановились перед ним. Это были безусые юнцы. Немецкая военная форма была им явно велика.
Все трое молчали, глядя фон Дипену прямо в глаза. У младшего из них, Саши Олейника, школьника из Здолбунова, была раздроблена стопа правой ноги, которую немецкий санитар перевязал ему узким бинтом. Юноша не мог стоять, и его поддерживали два эсэсовца. Его товарищ по школе Витя Головко был ранен в голову и то и дело вытирал рукавом кровь, струившуюся по виску. У высокого Николая Сивко лицо было искажено от боли. Его оглушил ударом приклада немецкий солдат, когда он запутался в колючей проволоке.
– Хто фас посылал минирать мост? – Гауптштурмфюрер насупил брови и сжал пальцы рук в кулаки.
Юноши молчали, их взгляды ничего не выражали, словно им было безразлично происходящее, а ругань и угрозы эсэсовца не касались их.
Фон Дипен поднялся из кресла, лицо его было бледным, как у покойника, рот перекошен злобной гримасой, выпученные глаза налились кровью. Замахнувшись ногой, обутой в сапог, он ударил Сашу Олейника в живот. Тот упал на пол как подкошенный.
– Хто фам тал немецкую форму? – истерично кричал эсэсовец, безжалостно пиная ногами хрупкое тело израненного комсомольца.
Лейтенант Альберт Беер молча глядел на сцену допроса, глубоко утонув в старомодном кресле. Всем своим видом он показывал, что готов прийти на помощь фон Дипену по первому зову.
– Фее будете крофью плефаться, если не признаетесь! – Гауптштурмфюрер приставил штык к горлу Сивко.
Сивко едва держался на ногах, руки у него были связаны за спиной.
– Ой, мамо! – воскликнул вдруг юноша и резким движением головы ударил эсэсовца в лицо.
Дипен отпрянул, но на ногах устоял. Он был взбешен.
– Увести и подвергнуть допросу третьей степени! – приказал он лейтенанту, который был известен в Ровно как один из самых жестоких палачей.
В борьбе против фашизма участвовал
– Дмитрий Николаевич, – обратился Кузнецов к Медведеву, – завтра утром мне понадобится красивая бричка с полуприкрытым верхом, охапка сена и ковер. В установленное время на дно повозки уложили радиопередатчик, несколько автоматов, гранаты, мины, запасные батареи и сверток с женской одеждой. Дело в том, что Центр прислал в Ровно радистку Валентину Константиновну Осмолову, которая еще до войны окончила курсы парашютистов. Осмолову решили разместить с радиостанцией в доме Ивана Приходько под видом невесты его младшего брата Николая.
Относительно небольшие размеры Ровно делали почти невозможным для Кузнецова и его товарищей использовать радиосвязь – работа радиопередатчика была бы немедленно обнаружена, – а местонахождение рации запеленговано. Поэтому вся тяжесть доставки информации ложилась на связников.
В отряде «Победители» было много радистов. Это Л. Шерстнева, М. Ких, В. Орлов, В. Скворцов, А. Беспояско, А. Мороз и другие. Но всего лишь один радист вел передачи из лагеря. Остальные, чтобы затруднить работу немецкой службе радиопеленгации, уходили от базы на расстояние до двух десятков километров и оттуда вели сеансы связи.
С началом контрнаступления Красной Армии под Сталинградом резко возросла потребность Центра в информации о передвижениях немецких войск, которые гитлеровское командование направляло для деблокирования армии Паулюса, оказавшейся в окружении. В таких условиях налаженный способ передачи информации из Ровно в отряд, связанный с потерей времени, уже не устраивал командование. И Медведев скрепя сердце решился на рискованный шаг – засылку в Ровно радистки с рацией.
Николай Кузнецов сел в бричке на место седока. Рядом с ним – Валя Осмолова. Место кучера занял Николай Приходько, одетый в форму немецкого солдата. На обоих – седоке и кучере – были плащ-накидки, скрывавшие их немецкую форму одежды.
Для Вали Осмоловой приготовили целый комплект одежды и обуви: элегантную меховую шубу, с дюжину модных платьев и кофточек, модельные туфли, красивые чулки, отменные дамские сумочки, краску для волос и другие принадлежности женского туалета.
На последнем «маяке» Кузнецов и Приходько сняли плащ-накидки и остались в немецкой форме. За два километра до моста их остановил полицейский патруль. Лейтенант Зиберт, рядовой Приходько, их спутница вели себя безукоризненно, не вызывая никаких подозрений, Документы у них были в порядке. До этого патруля их проверяли уже дважды.