Человек-легенда
Шрифт:
Почтеннейший директор Кокорозенской сельскохозяйственной школы считал своим нравственным долгом докладывать об успехах и прилежании ученика Котовского его высокому покровителю князю Манук-бею.
– Да, да, - рассеянно отвечал князь, выслушав сообщение о том, что Котовский проявляет выдающиеся способности, - собственно, я иного и не ожидал.
– Я понимаю, - заканчивал свой визит директор, - вами владели исключительно гуманные, благотворительные побуждения. И я счел долгом...
– Благодарю, благодарю, - говорил князь,
Однако последнее посещение директора в год окончания Котовским всего курса школы, в 1900 году, было более продолжительным. Директор доложил, как он выразился, "с великим прискорбием", что неблагодарный воспитанник школы Котовский проникся революционным духом и отдан даже под негласный надзор полиции, как неблагонадежный элемент.
Князь выслушал это сообщение внимательно.
– Удивительное дело, - сказал он, - как только в нашей дворянской среде обнаруживается человек поспособнее, так непременно перекинется на ту сторону и всеми силами начинает бороться против нас.
– Очень, очень прискорбно, - снова повторил директор.
– Впрочем, - добавил Манук-бей, - меня уже мало интересуют дела вашей азиатской России. Мой предок когда-то порвал с турецким султаном и навсегда покинул Турцию. А я порываю с Россией. Решил поселиться в какой-нибудь тихой европейской стране, где никому по ночам не снится революция.
3
...Котовский пришпорил коня. Ну, вот и дом! Три окошка смотрят на улицу. Высокая крыша увенчана печной трубой.
Как обрадовалась и вместе с тем испугалась Софья! И как нахмурился ее муж!
– Через твоего любезного братца как раз накличешь на себя неприятности. От такого смутьяна надо держаться подальше.
И хотя Софья слегка побаивалась муженька, но на этот раз с явным раздражением ответила:
– Не беспокойся, он долго не пробудет.
Муж молча оделся и, уходя, так хлопнул дверью, что зазвенела посуда.
– Тебя разыскивают, - сообщила Котовскому Софья.
– Два раза приходили какие-то люди, спрашивали тебя. Мы сказали, что слыхом не слыхали, уже много лет ничего не знаем.
– В штатском?
– В пиджаках, а сапоги военные.
– Скорее всего, полицейские. Рышут! Да ты не волнуйся. Я ведь только заехал повидаться, завтра же дальше. Так что успокой своего бурбона.
В доме все по-прежнему. И так же маятник торопливо выстукивает на стене, и часы, по своему обыкновению, ушли на час вперед, и к гире привязана железина: как привязал отец, так и осталась...
Но до чего поредела семья! Старший брат утонул купаясь. Елена вышла замуж и уехала. Дома только Софья со своим неприятным мужем.
Софья хлопочет, без толку суетится. Принесла кларнет. Этот кларнет еще мальчиком Григорий Иванович нашел в чулане и с тех пор мучил всех домашних, усердно извлекая из этого музыкального инструмента визгливые, немузыкальные звуки. В конце концов добился своего, научился,
– Хочешь взять с собой?
– спросила Софья.
– Сейчас будет другая музыка!
– рассмеялся Котовский.
– Нет уж, положи кларнет обратно в чулан. Время сейчас немузыкальное. А впрочем, возьму. Ведь на кларнете можно играть сигнал "В атаку". А в атаку-то придется еще идти!
Кларнет напомнил многое из детства. Стали, перебивая друг друга, вспоминать.
– А помнишь?.. А помнишь?..
– повторяли оба, но в каждом слове сестры была опаска и оглядка, и Котовский даже подумал, как она изменилась в замужестве.
– Как жаль, что Леночка уехала. Муж-то у нее хороший?
Перед Софьей сидел плотный, сильный мужчина, с крупными чертами лица, с горячими карими глазами, бритой блестящей головой, солидный, в военном, с оружием, которое он бережно сложил в угол на лавку, - а сестра все видела в нем маленького мальчика, бойкого, быстроногого, которого надо умывать перед едой и бранить за шалости.
– А ведь не так далеко твой день рождения, двенадцатого июня. Ты, поди, и не помнишь, когда родился? Погоди... Сколько тебе? Тридцать семь? Смотри, как летят годы!.. Тридцать семь - это не так-то мало...
Угощая чаем, она вытащила откуда-то из глубины шкафа заветное, давнее и уже засахарившееся его любимое ореховое варенье.
– Кушай, такого больше нигде не найдешь: это по рецепту бабушки.
Тут пришли односельчане, друзья детства, ровесники Котовского. Они сразу же предупредили Котовского, что его разыскивает полиция. В дни революции полицейские попрятались, зарыли свою форму в сено, запрятали ее в огородах, и все стали вдруг просто поселянами или городскими обывателями. Теперь они зашевелились.
Но пусть Григорий Иванович не беспокоится. Приняты надлежащие меры. Григорий Иванович может спокойно пить чай и беседовать.
– Видишь ли, - говорили друзья, - когда мы узнали, что наш Гриша вернулся, то сразу же поставили дозорных на дорогах. Чуть чего - будет сигнал: один выстрел. И тогда мы тебя спрячем в надежное место. Чему другому, а уж осторожности-то мы научились за это время!
– Голубчики! Так зачем же прятаться? Нас много, и, кажется, все не из робкого десятка. Или у вас нет оружия?
– Да если пошарить на чердаках - найдется.
– Чего другого!
Не успели они закончить этот разговор, как раздался выстрел оттуда, с дороги. За выстрелом последовал другой, третий... Это уже не было условным сигналом, это была настоящая перестрелка. Что там такое случилось?
– Надо идти на помощь, - решительно сказал один из парней.
Но вскоре вернулись сами дозорные. Они были сильно возбуждены, загорелые их лица были смелы и открыты, и они спешили все рассказать подробно, говорили все сразу.