Человек наизнанку

Варгас Фред

– Совершенно верно!

Солиман надолго умолк, затягиваясь папиросой.

– Три человека, и ни одному из них ничего не известно, – снова заговорил он несколько минут спустя, грустно покачав головой. – Как три невежды из басни.

– Из какой басни? – спросила Камилла.

– Из той басни, что я собираюсь сочинить, я назову ее «Три невежды».

– Понятно.

Солиман поднялся и принялся расхаживать по фургону, заложив руки за спину.

– На самом деле нам нужен собственный полицейский,

особенный. Не похожий на других. Такой, чтобы дал нам всю нужную информацию, но при этом не вставлял палки в колеса и не мешал преследовать вампира.

– Мечтать не вредно, – ехидно заметил Полуночник.

– Да, это просто мечта, химера, – проворчал Солиман. – «Несбыточная мечта. Неосуществимая фантазия».

– Вот-вот, – поддакнул старик.

– Но если человек не мечтает, он пропадет. Без мечты он ни на что не годен.

Молодой человек толкнул створку кузова, выбросил окурок. Камилла выкинула свой окурок, приподняв брезент.

– Я точно знаю, о чем ты мечтаешь, – проговорила она.

Голос Камиллы звучал тихо, едва слышно. Солиман резко развернулся и уставился на нее. Девушка сидела, подавшись вперед, опершись локтями на колени и крутя в руках стакан.

– Ты не понимаешь, я говорю о сыщике.

– И я тоже.

– Об особенном сыщике. О том, что хорошо бы такого найти.

– Я такого знаю.

– Ты шутишь?

– И не думаю шутить.

Солиман вернулся к ящику, служившему столом, и, очистив его, поднял крышку. Встав на колени, он принялся что-то в нем искать, пока не извлек пакет со свечами.

– В этом грузовике темень, хоть глаз выколи, – проворчал он.

Он зажег фитилек, накапал немного воска на дно тарелки и поставил в нее три свечи. Камилла по-прежнему крутила в руках стакан, взбалтывая остаток вина.

В отблесках свечей Камилла показалась Солиману еще красивее. Она сидела в изголовье его кровати, и ее профиль четко выделялся на фоне серого брезента. Подумав о том, что впереди целая ночь и ее предстоит провести рядом с девушкой, отделенной от него только матерчатой перегородкой, Солиман почувствовал легкое головокружение. Он поспешно уселся на кровать Полуночника, напротив Камиллы.

– И давно ты знакома с этим полицейским?

Камилла подняла глаза и взглянула на юношу:

– Лет десять, наверное.

– Он тебе друг или враг?

– Скорее друг. Впрочем, теперь уже не знаю. Я его очень давно не видела.

– Он действительно особенный?

Камилла пожала плечами:

– Он не похож на других.

– Не такой, как все полицейские?

– Хуже. Не такой, как все люди.

– Надо же! – воскликнул Солиман, несколько сбитый с толку. – И какой же он, этот твой полицейский? Из тех, что не отличаются особой щепетильностью?

– Нет, он очень даже щепетильный, но не слишком принципиальный.

– Ты

хочешь сказать, он продажный?

– Вовсе нет.

– А что тогда?

– Да то, что он особенный. Только это я и хочу сказать.

– Не заставляй ее повторять, – остановил Солимана Полуночник.

– Разве таким разрешают служить в полиции, их не выгоняют?

– Он очень способный.

– Как его зовут?

– Жан-Батист Адамберг.

– Старый?

– Какая разница? – перебил Полуночник.

Камилла подумала, посчитала, загибая пальцы.

– Ему лет сорок пять или около того.

– А где он сейчас, твой особенный сыщик?

– В Париже, в комиссариате Пятого округа.

– Инспектор?

– Комиссар.

– Правда, что ли?

– Правда.

– А этот тип, Адамберг, он сможет нас вытащить, если что? Он влиятельный человек?

– Он очень способный, я же тебе сказала.

– Ты можешь ему позвонить? Ты знаешь, как с ним встретиться?

– У меня нет ни малейшего желания с ним встречаться.

Солиман удивленно уставился на Камиллу:

– Тогда зачем ты мне о нем рассказала?

– Потому что ты меня достал своими вопросами.

– А почему ты не желаешь с ним встречаться?

– Потому что я не желаю его слушать.

– Ладно. А почему нет? Он негодяй, да?

– Нет.

– Он придурок?

Камилла снова пожала плечами. Она рассеянно водила пальцем над огоньком свечи.

– В таком случае что? – потерял терпение Солиман. – Почему ты не желаешь его слушать?

– Я тебе уже говорила. Потому что он особенный.

– Не заставляй ее повторять, – вступился за девушку Полуночник.

Солиман вскочил: он был вне себя от раздражения.

– Ей решать. Захочет повидаться с тем парнем – значит, повидается, а нет – значит, нет, – мягко проговорил старик, притронувшись посохом к плечу Солимана. – Вот так-то.

– Черт! Плевать на то, что он особенный! Какое мне до этого дело? – вскричал Солиман. – А что будет с душой Сюзанны? Ты подумала о душе Сюзанны? – спросил юноша, резко повернувшись к Камилле. – Она же навеки останется в зловонном болоте, вместе с крокодилами. Тебе не кажется, что она оказалась в непростой ситуации, а?

– Ну, насчет этого болота нельзя быть совершенно уверенным, – заметил Полуночник. – Мы с тобой сто раз об этом говорили.

– А ты не думал о том, что Сюзанна на нас рассчитывает? – продолжал Солиман. – Может, в эту самую минуту она гадает, что мы сейчас поделываем? Думает, может, мы о ней забыли. И сидим себе, винцо попиваем, наплевав на всё и на всех, и на нее в том числе.

– Нет, Соль, я так не думаю, – ответила Камилла.

– Ты так не думаешь? Тогда зачем ты здесь?

– А ты не помнишь? Чтобы вести грузовик.