Человек-Паук. Майлз Моралес

Рейнольдс Джейсон

Майлз резко выдохнул, раздув ноздри, поднес ладони к лицу и стал тереть лоб.

– Наверное, ты прав.

– А может и нет, – Ганке бросил оранжевый листок на кровать Майлза. – По крайней мере, не насчет Алисии.

Ганке ехидно кивнул, когда Майлз схватил бумажку и поднес к самому носу.

ВЫПУСКНОЙ КЛАСС БРУКЛИНСКОЙ АКАДЕМИИ

СОВМЕСТНО С ИСТОРИЧЕСКИМ ФАКУЛЬТЕТОМ

ПРЕДСТАВЛЯЕТ: ШКОЛЬНЫЙ ДЕНЬ ВСЕХ СВЯТЫХ

Майлз откинул листок.

– Ганке, мы ни за что туда не пойдем.

– Знаю-знаю. Просто подумал, что попытаться стоит, раз уж в последнее время ты ведешь себя так, будто с супергеройством покончено. Раз уж

ты решил, что людей больше не нужно спасать. И я тебя понимаю. С чего это ты должен нести ответственность за каких-то левых незнакомцев только потому, что у тебя есть суперсилы, – Ганке театрально отвернулся.

– Я знаю, чего ты добиваешься.

– Да ладно тебе, – взмолился Ганке, снова повернувшись к Майлзу. – Ты нужен городу, особенно на Хэллоуин. И хотя это могло стать отличной возможностью уладить все с Алисией, – он указал на листок, – вот кто ты. Вот что ты должен делать, – Ганке вытянул Руки ладонями вверх, делая вид, что пускает паутину. – Ты Человек-Паук, нравится тебе это или нет.

– Перестань, Ганке, – тон Майлза изменился.

Он потянулся и поднял приглашение, внимательно просмотрел его еще раз. За диджейским пультом будет Джадж, парень, выросший во Флэтбуше. Если он ответственный за музыку, можно не сомневаться, что вечеринка будет веселой. Майлз прочитал приглашение еще раз, словно оно сулило что-то клевое. Или девчонок. Или клевых девчонок. Таких как Алисия. Или... просто отлично проведенное время в качестве Майлза Моралеса, а не Человека-Паука.

Через несколько секунд он улегся на спину, приглашение на вечеринку соскользнуло с кровати и плавно опустилось на пол. Он всегда слышал только положительные отзывы о вечеринке в честь Хэллоуина. И Ганке был прав, они пропустили ее в первые два года старшей школы, а после были вынуждены неделями терпеть тонну селфи и групповых снимков в новостной ленте. Не говоря уже о том, что все без умолку твердили о ежегодной выходке на Хэллоуин. Бр-р-р. Майлз всегда делал вид, будто ему все равно, что он равнодушен ко всеобщей радости, но на самом деле его это задевало. Немного.

Но Ганке не давил на него, ни по поводу вечеринки, ни по поводу «отставки» Майлза. Он просто ждал, пока у Майлза вдруг не зазвонил будильник. Ганке вздрогнул.

– Чувак, ты ведь уже проснулся.

Сказав это, Ганке выудил из рюкзака толстенный учебник и уложил его себе на колено. Затем он скинул ботинки и понюхал их. Серьезно, зачем?

– Знаю, но я поставил его на случай, если вдруг усну, чтобы не опоздать на работу. Куда, кстати, я не особо хочу идти. Я бы лучше сходил на поэтический вечер, – Майлз сам не верил, что сказал это, но ему нужно было не только уладить все с Алисией, но и получить дополнительные баллы для зачета. Майлз снова сел, провел обеими ладонями сверху вниз по лицу, словно стирая с него усталость, затем взял с края кровати тетрадку со своими неудачными попытками написать сиджо. – Как я должен работать, чтобы предкам было полегче, и заниматься получением дополнительных баллов? В принципе сложно делать что-то дополнительное, сам знаешь... – затем после многозначительной паузы Майлз спросил: – Если я не пойду на эту вечеринку, ты пойдешь без меня?

– Смотря почему ты не идешь. Потому что должен присматривать за городом, одевшись в трико и маску?

– Нет.

– Тогда пойду.

Майлз хмыкнул и посмотрел на валяющееся на полу приглашение: топорно изображенная кровь и смайлики-призраки над текстом.

– Хорошо, – вдруг бросил он, как будто было очевидно, к чему это слово относилось.

– Что хорошо? – Ганке был явно озадачен.

– Хорошо, я согласен, – Майлз вздохнул.

– Согласен на что?

– Да ладно тебе, Ганке. Ты знаешь, о чем я.

– Вечеринка по случаю

Хэллоуина? – Ганке неуверенно нахмурился. – Ты уверен, что тебе не нужно, ну, знаешь... – он повторил свою ужасную пародию на метание паутины.

– Мне нужно... перестать... быть... – неуклюже пробормотал Майлз. – Слушай, мы идем или нет?

На том и порешили.

И пока Ганке, светясь энтузиазмом, болтал об идеях для костюмов, Майлз собирался на работу. Застегнув рюкзак и втиснув ноги в кроссовки, он как можно более непринужденным тоном спросил Ганке:

– А ты, кстати, идешь на вечер поэзии?

– Не знаю пока. Ну я-то, конечно, хочу пойти, потому что у меня готов настоящий хит. Но мне еще нужно сделать домашку по химии, – он постучал пальцем по книге, лежавшей у него на коленях. – Ничего лучше химических связей и не придумаешь для завершения дня.

– Везет, – ухмыльнулся Майлз. – В общем, если ты все-таки там окажешься, извинись за меня перед Алисией, ладно?

Майлз положил тетрадь в рюкзак и перекинул его через плечо. Он направился к двери, но остановился у стола Ганке и просмотрел почту. На одном из писем было указано его имя. Майлз засунул его в задний карман.

– Да-да, я понял, – Ганке поднял вверх большой палец. – Если пойду, я скажу ей.

– Спасибо, друг.

И как только Майлз закрыл за собой дверь, Ганке крикнул:

– Скажу, что ты любишь ее!

«Кампус Конвиниенс» – скучнейший магазин. Майлз трудился в нем по программе «учись и работай», что давало ему возможность бесплатно жить в общежитии и питаться, так что его родители могли сохранить крышу над своей головой. Цены на недвижимость в их районе росли с каждым годом, и нельзя было исключать возможность, что их арендодатель – человек по имени Кесарь, которого никто никогда не видел, – продаст дом, и Майлзу с родителями придется искать новое жилье. Майлзу приходилось видеть подобное. Мужчина по имени Оскар жил в конце улицы, сколько Майлз его знал, пока однажды рядом с его крыльцом не появилась табличка «продается». К дому стали приезжать разные люди, они заглядывали в окна, записывали что-то в блокноты, звонили кому-то по мобильнику. Вскоре мистеру Оскару пришлось съехать.

Всякий раз, когда Майлз думал об этом, ему представлялось, как родители ютятся с ним и Ганке в их комнате в общежитии. Как мать по воскресеньям пытается приготовить платанос в микроволновке. Как Майлз спит с Ганке валетом на одной кровати, пока в их дом заселяется какая-то новая семья. Типа семьи Брэда Кэнби или Райана Рэтклиффа. Семьи, которая ест с хорошего фарфорового сервиза каждый день.

Все это звучало смешно, но отлично мотивировало Майлза идти на работу. Однако в «Кампус Конвиниенс» не продавали ничего из того, что было нужно среднестатистическому подростку: ни зарядок для телефонов, ни лаков для ногтей. Там были только тетрадки, обычные или на спиральках, шариковые ручки и фломастеры, карандаши, твердо-мягкие или механические, и, конечно же, консервированная колбаса. И задачей Майлза было обслуживать преподавателей и учеников, которые заглянут что-то купить. А значит – ничего не делать. Потому что никому не нужна была консервированная колбаса.

Майлз склонился над стойкой, его жизнь тонула в море однослойной туалетной бумаги и тройных дыроколов. Делать было нечего, поговорить не с кем, но хуже всего была музыка: монотонная игра саксофона – отличный саундтрек для рабочего места в стране потраченного времени.

Так что Майлз занялся тем, что обычно делал на работе, – домашкой. Он сделал химию и быстренько справился с математическим анализом еще до работы. По истории задания, как обычно, не было. Мистер Чемберлен сделал так, чтобы итоговая оценка полностью зависела от тестов. И никаких дополнительных баллов. Никаких дополнительных заданий. Просто слушай, а потом... бездумно пересказывай.