Человек с горящим сердцем
Шрифт:
Но, очутившись лицом к лицу с массой вооруженных рабочих, рота дрогнула и смешалась. А когда дружинники открыли огонь, она повернулась к ним спиной и стала улепетывать под укрытие церкви.
Капитан ринулся за солдатами.
— Стойте, свиньи, стойте! — хрипел он. — Кру-угом!
Роту спасли казаки. Они на скаку обстреляли колонну дружинников. Град пуль осыпал рабочих. Рота Агапеева преодолела панический страх, к ней присоединились и другие части.
— Пачками, пачками по бунтовщикам! — кричали офицеры, приказывая
— С колена по толпе, прицел постоянный... Рота — пли!
Знаменосец паровозостроителей котельщик Гриша Белый был сразу же убит наповал. Красный стяг на лету подхватил электрик Заварза, но и его сразила пуля. Теперь флаг в руках у великана Щербака, и пули, к счастью, минуют его. Ранены токарь Лесной, модельщик Войцех Петржак, сборщик Гордиенко, молотобоец Косачев. Оставляя за собой на снегу кровавый след, они отползали к базару, под укрытие возов с сеном. Дуня Забайрачная и ее подружки отвозили раненых на детских санках в ближние переулки и дворы.
— Товарищи! — крикнул Артем. — Отходите к соляным буртам на базаре. Вез паники. Мы еще будем нужны революции...
Пехота и казаки расстреливали паровозостроителей, а трехдюймовки гвоздили по засевшим на заводе боевикам.
Первые снаряды не причинили осажденным вреда. Но уже третий угодил в железную балку над воротами и с грохотом вынес ее в глубь завода, ранив двух рабочих. Взрывной волной Россохатского и Пальчевского ударило о стену. Они вскочили и снова заняли свои позиции у окон, ожидая штурма. Но полковник Залесский решил расправиться с повстанцами силами артиллерии. Пехота нужна для отражения атаки паровозостроителей.
Новый снаряд ударил в стену склада. Осколками разворотило бок дружиннику Полякову. Корчась от боли, он просил Корнеева:
— Пристрели меня, Сашка, пристрели... Друг ты или нет?
— Друг, конечно, друг... Но у кого хватит мужества убить своего товарища, даже зная, что это прекратит его мучения?
Страшный толчок потряс здание. Стена второго этажа поползла и рухнула вниз. Воздух наполнился красной пылью. Многие бомбисты оказались погребены под грудами кирпича. Все закружилось перед глазами раненного в голову Россохатского...
Степана унесли в «перевязочную», а Пальчевский процедил:
— Дальше сопротивляться бессмысленно...
— Да, — вытер Пал Палыч запорошенные известью глаза. — Но и капитулировать... У меня полные карманы патронов!
— Сдаваться не будем. Я и Дима затянем переговоры, а вы пробивайтесь к Артему. Соединим силы!
— А вас — на растерзание казакам? — возразил Корнеев.
— Я — комендант осажденных, а Бассалыго — командир дружин. Капитаны тонущих судов уходят последними. Подчиняйтесь!
Разорвался снаряд, и все повалились на пол, засыпанный штукатуркой. И отчаянная храбрость не в силах спорить с пушками.
Привязав к рейке кусок простыни, Дима выставил ее через пролом в воротах. Артиллеристы прекратили обстрел. Пехоте
— Курок! — и роты взяли винтовки к ноге.
Пока дружинники прятали в тайниках оружие, Николай и Дима спорили с парламентером об условиях сдачи. Но что делать с раненым Россохатским? Идти он не мог. Не оставлять же на расправу охранке! Подумали-подумали и решили сунуть Степана в большую молотилку, между ситом и соломотрясом. Авось каратели не найдут его там! А позже, когда на заводе все успокоится, перенести Россохатского на Сабурку...
Когда в рядах паровозников появились Корнеев, Авилов и дружинники из осажденного завода, Артем кинулся обнимать боевых друзей:
— Живы, ребята! А я уж думал... Но где же Дима и Николай?
Те скоро объявились, даже с оружием в руках. Им повезло: офицер пошел докладывать властям, что повстанцы согласились очистить завод на условиях командования, а парни стали выгонять из цехов всех замешкавшихся: «Пробирайтесь к Артему через калитку угольного склада! За нами...»
Когда они выскочили в Безуглый переулок, солдаты, вероятно старобельцы, сделали вид, что не заметили беглецов.
Уставшие, почерневшие от порохового дыма, дружинники сами с трудом узнали своего вожака. Лицо Артема осунулось, глаза ввалились. Он приободрил товарищей:
— Не будем унывать, друзья! — И, увидев, что солдаты снова изготовились к залпу, крикнул: —Пригнитесь!
Попадая в бурты, пули разбрызгивали соль во все стороны. Она жгла раны, глаза повстанцев.
Дружинников прибавилось, и они давали пехоте хороший отпор. Куридас горячился и стрелял из-за укрытия стоя. Его бородка-клинышек вызывающе торчала вперед.
— Спятил, литовец? — прикрикнул на него Пальчевский. — Борода с локоток, а ума с ноготок... Не из стали отлит!
— Именно из стали. Не веришь? Пощупай.
Будто подтверждая слова котельщика, что-то глухо звякнуло о его грудь. Все удивились, на миг позабыв о наседавшем враге. А Куридас невозмутимо полез за пазуху и вынул оттуда лепешку свинца.
— Завороженный, что ли? — восхитился Саша Васильев.
Артем прицелился в ближнего казака, выбил его из седла и сказал котельщику:
— Смастерил броню на грудь? А если в башку влепят?
Куридас вдруг схватился за плечо и со стоном опустился. Лицо его побледнело, на рукаве проступила кровь.
— Доигрался, герой? — рассердился Пальчевский. — Зря пролил свою кровушку. Уведите его! Где же девушки наши?
Девушек не было видно. Артем произнес неизбежное:
— Будем отступать. Что врагу наши ружья и револьверщики... У них-то у самих винтовки. Еще и пушки заговорят!
И действительно, покончив с обстрелом завода, артиллеристы повернули свои трехдюймовки против дружинников, засевших на соляном и сенном участке базара. Но те уже отходили на рабочую окраину. Печальный конец восстания! В чем их ошибки, просчет?