Человек в круге
Шрифт:
– Простите, товарищ майор! Извините мне мою неловкость... Я все равно слушаю ваши указания.
– Вы кто по специальности?
Железновский все-таки был человеком - он помог Штанько удержаться на ногах, поддерживал его теперь, заглядывая в лицо.
– Я инженер, - Штанько, наконец, ловчее устроился на этой дурной земле, он отряхивался.
– Точнее - главный инженер. Еще раз - простите мою неловкость... Всегда у меня так! О вашей строгости мне говорили и, поверьте, я все сделаю, что в моих силах. Вы, наверное, видите уже...
Железновский нетерпеливо перебил:
–
– Да, я уже это знаю. Мне это уже ясно. И потому понятны строгости.
Железновский смягчился:
– Ну строгости такие... Кровь из носа - чтобы мягкая посадка.
– Но, товарищ майор... Вы знаете, я не успел даже захватить отдельные приборы. У нас кое-какие приборы отсутствуют.
– Так вы что? За приборами собираетесь махнуть?
– насупился майор.
– Что вы! Что вы!
– испугался Штанько.
– Это же... Пройдет вечность!
– Так зачем вы о них говорите? Зачем они вам нужны? Вы что, здесь останетесь навсегда? Нам главное - посадить. И отсюда вывести и довезти.
– Я это так и понял, - почему-то обрадовался Штанько.
– Сейчас мы разбились на три группы... Только позвольте спросить... Две группы я отправил на дороги. Но - какие? По каким они поедут?
Железновский окаменел, глаза его побелели:
– Что?! Я не понял? Повторите!
– Но поверьте... Это не праздный вопрос. И я тоже - секретный человек. Я руковожу большим оборонным заводом.
– Вы руководили заводом, - холодно отрезал Железновский.
– Сейчас вы руководите строительством аэродрома. И если вы будете руководить так, как теперь, - вам не вернуться на завод. Вы забудете о нем навсегда. И спрашивать о дорогах, по которым поедет прилетевший товарищ, вам никогда больше не придется.
Ловкое доброе лицо подполковника Штанько как-то вытянулось, губы побелели, но голос он не потерял, баритон его заклокотал уверяюще: "Есть, слушаюсь". Но сам Штанько стоял все, не поворачивался.
– Идите, идите!
– брезгливо проворчал Железновский, но тут же смягчился: - Палатку, надеюсь, поставили?
Штанько уловил этот смягчающий тон майора и забарабанил:
– Для вас - да. И со всеми удобствами.
– А вода?
– Вода, товарищ майор, даже минеральная. Холо-одная, бестия! Я с ледком вез!
– Это отлично!
– Конечно, товарищ майор, отлично!
– Штанько вдруг впервые заулыбался, его лицо стало похоже на наливное яблочко.
– И еще кое-что, к воде минеральной!
Железновский молча оглядел его и пошел туда, где, по его представлению, была поставлена палатка. Он через некоторое время оглянулся. Увидев, что я стою на месте, рассердился:
– Пойдем, пойдем... Умоемся, пообедаем...
Я поплелся за ним.
Всех этих людей, усыпавших бэдлэнд (Железновский произносил так: bad lands), как я понял из разговора, мобилизовали четыре часа тому назад, обмундировали уже в военных самолетах, потом посадили в старые вагоны и довезли до маленького городка Н. Оттуда на танках - другой вид транспорта практически непроходим - доставили сюда и сразу бросили на эти земли, где была облюбована площадка для посадки самолета. Кто
Штанько все-таки заскочил в нашу палатку на несколько минут, все это он сумел пересказать коротко с юмором, с украинской улыбочкой.
Железновский налил ему рюмку коньяка, который оказался в палатке. Но Штанько наотрез отказался. И превратил отказ тоже как бы в юмор.
– Кто будет отвечать, если что? Штанько? Пусть уж скажут, что он был совершенно трезв.
Когда за ним захлопнулась оригинальная дверь палатки, Железновский хмыкнул - он уже выпил три рюмки:
– Смекай!.. Да ты садись поближе. Учись общаться. Вижу, совсем неотесанный ты чурбак. Как мой начальник.
– Воспитание страдало.
– Я присел к столу, уютно, посередине палатки поставленному для нас двоих.
– Некогда было учиться. Да и не у кого.
– Не у кого! Тоже скажешь... Учись на опыте. Моем дурном опыте.
– Он выпил еще рюмку.
– Я думаю, завтра утром прилетит. Так что сегодня можно и расслабиться.
– Утром?! Завтра?!
– А чего ты удивляешься? Думаешь, этот кругленький подполковник не справится? Да он носом рыть станет! Он же привык все выполнять. Ты что, по его харе не видишь? Да он их... Он их всех в гроб положит, а выполнит.
– Ты посмотри, чем они копают...
– Ну это ты землекоп. Ты в этом деле понимаешь. А мне... Мне наплевать, чем они копают... Хоть бы ч... копали.
– Насчет землекопа... Ты что, в мое дело уже заглянул?
– Смешной ты... Взял тебя от души, а ты все расспрашиваешь. А впрочем, что же тут такого, ежели бы и посмотрел?.. Ну посмотрел! Так ведь легче с тобой. Одному мне, признаться, всегда скучно. Я и взял тебя. Правда, полковник Шмаринов сказал. Я быстро согласился. Думаю: что он вообще из себя представляет, этот шустрый старшина, который из самой души женщину увел.
– Он уже повторялся - выпивка не красила его ум.
– Женщина, женщина... Она не твоя и не моя. Она теперь врага народа.
– Я тоже уже трижды приложился к рюмке.
– Жаль не будет моей, - притворно или нарочно вздохнул Железновский.
– Это почему же?
– Виноват Штанько. Он все сделает хорошо. И я буду на коне. Представляешь, в двенадцать тридцать телеграмма из Москвы: сообщите место посадки самолета с ответственным лицом. В тринадцать ноль-ноль - есть место посадки!.. Вы же... Вы же... Ну что - вы?! Вы даже аэродрома не имеете! К вам поезд через день идет развеселый... А начальству надо присутствовать. Прилететь, приехать... Ладно! Ты лучше скажи, она к тебе тогда прижималась? Ну когда ты цеплялся к ней, танцевал? И, слушай, где ты этим па научился? Вроде не вилки, ни ножа держать не можешь, а танцуешь с этими па приличненько.