Человек в витрине
Шрифт:
— Как вы узнали, что я здесь?
— Потому что мы ничего не исключаем, — беззаботно ответил он.
Застигнутая врасплох, Ингрид поморщилась:
— Ну, знаете… — Она посмотрела в тарелку, но как будто потеряла аппетит. — Вы что же, установили за мной слежку?
Гунарстранна молча взял у официанта чашку кофе и с рассеянным видом принялся размешивать сахар. Официант вопросительно протянул руку за тарелкой Ингрид.
— Спасибо, я больше не буду, — сказала она.
Помешивая кофе, инспектор смотрел вслед официанту.
— Значит, вы установили за мной слежку? — повторила
— Мы стараемся как можно лучше присматривать за вами.
— Но…
— Некий Эйольф Стрёмстед вам знаком? — не дав ей договорить, спросил Гунарстранна.
Ингрид опустила голову и замолчала. Инспектор с довольным видом выпрямился на стуле.
— То, что у вас называется выстрел от бедра? — спросила Ингрид, не поднимая головы.
Гунарстранна не ответил.
— Или что? — продолжала она с неожиданным напором. Взгляд у нее сделался одновременно усталым и враждебным.
— Я задал вам простой вопрос, — сдержанно ответил Гунарстранна. — Либо вы отвечаете на него, либо нет. Только уж постарайтесь ответить честно.
— Присматриваете, значит… — буркнула Ингрид. — А на самом деле шпионите за честными гражданами?
Вместо ответа, Гунарстранна отпил кофе.
— Да, мы с ним знакомы, — более сдержанно продолжала Ингрид. — Мы очень хорошо знакомы. Догадываюсь, что это вам и без меня известно.
Гунарстранна кивнул.
— Мы познакомились… давно, когда он… был моим учеником. Раньше он был танцором.
— Давно у вас с ним роман?
— Три года.
— Довольно долгий срок, вы не находите?
— У некоторых бывает и дольше, и никто об этом не знает.
— Само собой разумеется.
Ингрид нагнулась и почесала ногу.
— Боже мой, мне так жарко…
Гунарстранна заметил, что вдова решительно сдвинула брови, отчего вид у нее сделался зловещий.
— Вы думали о будущем? — спросил он.
Ингрид выпрямилась.
— Что вы имеете в виду?
Гунарстранна посмотрел ей в глаза:
— Я пытаюсь выяснить, что значит для вас Стрёмстед. Эротическая игрушка или нечто гораздо большее?
— Большее? — Она положила голову на руку. — Разве не достаточно, что мы с ним уже три года вместе?
— Пожалуйста, ответьте на вопрос!
— Кто он — эротическая игрушка или нечто большее? Позвольте объяснить, как я понимаю любовь и эротику. Возможно, тогда вы лучше меня поймете.
Гунарстранна молча кивнул и отпил еще кофе.
— Помню, я где-то слышала… — начала Ингрид, глядя в окно. — Я слышала, что, каким бы страстным ни было ваше желание, его всегда сопровождает ощущение пустоты. — Собравшись с духом, она снова повернулась к нему и продолжала: — Секс… явление телесное, плотское. Физическое влечение без труда определяется и просчитывается. Секс можно сравнить с периодической функцией, у него тоже есть амплитуда. Чувственность определяется силой и формой…
Они посмотрели друг на друга. Гунарстранна понимал, что его собеседница еще не закончила. Поэтому не стал перебивать.
— Чувственность — порождение человека, и, как у всякого порождения человека, у нее имеются свои недостатки. Секс содержит в себе предвкушение чего-то большего… и не только. Любая материя достигает точки насыщения
Гунарстранна наблюдал за Ингрид поверх чашки. Она как будто читала лекцию, которую выучила наизусть. Он живо представил себе, как она отвечает у доски вызубренный урок, и глубоко вздохнул. Ее слова напомнили ему об Эдель. Он даже откашлялся, чтобы она обратила на него внимание, — ему показалось, что она имеет в виду именно его.
— Очень хорошо, — сказал он и снова кашлянул. — По-моему, подобные рассуждения я где-то уже слышал. Но так ли происходит на самом деле? Большинство людей предпочитают объединять два аспекта своей личной жизни — любовь и физическое влечение. Во всяком случае, так чаще всего бывает у пар, живущих в законном браке.
— А если объединение невозможно?
— Что?
— Для некоторых невозможно объединить физическое с эмоциональным. — Помолчав, она тихо сказала: — Как, например, для Рейдара.
— Для Рейдара? — переспросил Гунарстранна. — Я думал, вы говорите о себе.
Ингрид покачала головой:
— О себе я сейчас не думаю. Во всяком случае, постоянством взглядов на подобные вещи я не отличаюсь. Но я много лет задавалась вопросом, почему я семь лет жила в воздержании.
— Он был импотентом?
— Импотентом? — Ингрид снова наградила его усталой улыбкой. — Вы хоть понимаете, что сейчас пробуете одним словом описать многолетнее несоответствие? Вы спрашиваете, был ли он импотентом, и, очевидно, ждете, что я отвечу вам «да» или «нет». Но что именно вас интересует? Вы вдумались в смысл своего вопроса? Ну хорошо, позвольте поймать вас на слове. Тем более что я могу не кривя душой ответить: «Да». Последние годы Рейдар не способен был на физическую близость, необходимую, скажем, для того, чтобы зачать ребенка. Ну и что? Стала ли наша любовь из-за этого менее чистой или… — она задумчиво подняла глаза к потолку, подыскивая нужное слово, — менее нежной, менее теплой? По-моему, нет. Когда я объясняла вам, как понимаю различие между плотской и духовной любовью, вы мне не возражали. А ведь я повторяла слова Рейдара. Рейдар так часто говорил об этом, а я так часто думала о его словах, что помню все его доводы наизусть. Никаких гормональных нарушений у Рейдара не было. Он сознательно разделял плотское и духовное. С плотским он покончил. Если позволите шаблонное выражение, он не хотел заниматься со мной любовью. Сначала я огорчалась, думала, что он меня разлюбил, считает меня некрасивой, непривлекательной. Разумеется, дело совершенно в другом. Рейдар был… очень прямолинейным, очень простым. Он всегда говорил правду. Состарившись, он отделил физическую близость от духовной. Первую он презирал, вторую превозносил.