Человек внутри
Шрифт:
— Где ваш отец? — спросил мистер Брэддок.
— В аду, я надеюсь, — ответил Эндрю, и с галереи донесся взрыв смеха, который был подобен прохладному весеннему ветру в тропическую ночь. В суде не разрешалось никаких освежающих прохладных ветров. Смех был пресечен криками служителей.
— Вы хотите сказать, что он умер?
— Да.
— И из-за ненависти к умершему вы предали своих товарищей, с которыми жили в течение трех лет?
— Да.
— Вы надеетесь, что присяжные поймут это?
— Нет. — Голос Эндрю
— Вы надеетесь, что присяжные поверят этому?
— Но это правда.
Красное лицо вновь приблизилось к нему с настойчивостью насекомого.
— А я предполагаю, что весь ваш рассказ неправда.
Эндрю покачал головой, но он не мог отделаться от этого голоса, который приближался к нему снова, и снова, и снова.
— Вы никогда не писали доноса?
— Писал.
— Вы говорите это, чтобы спасти себя от скамьи подсудимых?
— Нет.
— Вы никогда не высаживались с грузом в ночь на 10 февраля.
— Говорю вам, я высаживался.
— Вы были с женщиной, пользующейся дурной славой.
— Нет, это неправда.
В Эндрю росла слабость. Чтобы не упасть, он ухватился за борт свидетельской ложи. «Я мог бы сейчас уснуть», — сказал он себе.
— Можете ли вы поклясться перед присяжными, что не были в обществе падшей женщины?
— Нет, я отказался, — утомленно сказал он. Он не мог понять, каким образом этот красный пузырь с назойливым голосом был так хорошо осведомлен о его поступках.
— Что значит вы отказались?
— Я был в Сассекс-Пэд в Шорхэме, когда ко мне подошла одна девчонка, но у меня с ней ничего не было. Карлион зашел выпить, и я побоялся, что он меня увидит. Поэтому я сказал: «Нет». Я сказал: «Нет. Я не хочу спать с тобой. Не сегодня». И ускользнул. Я не знаю, видел меня Карлион или нет. Я боялся и пробежал несколько миль по холмам.
— Это, без сомнения, не та женщина. Нет необходимости рассказывать присяжным обо всех женщинах, с которыми вы общались.
Мистер Брэддок хмыкнул, и присяжные захихикали. Сэр Эдвард Паркин позволил себе слабую улыбку, не сводя глаз с молодых женщин на галерее.
Лица перед Эндрю: адвокаты за столом, судебный пристав, судейский клерк, который теперь крепко спал, бородатые заключенные на скамье подсудимых, зрители на галерее, двенадцать враждебных, похожих на коров присяжных — стремительно превращались в неясное пятно, одно большое составное лицо со множеством глаз и ртов. Только лицо мистера Брэддока, красное и сердитое, отчетливо выступало из этой массы, когда он наклонялся вперед, чтобы выпалить очередной из своих вопросов, которые казались Эндрю абсурдными и бессмысленными.
— Вы все еще утверждаете, что высадились вместе с заключенными
— Говорю вам — это правда. — Эндрю сжал кулаки, страстно желая вдавить это красное агрессивное лицо в серый туман, окружавший его. «Тогда бы я уснул», — подумал он и с тоской представил себя на прохладных белых простынях, под теплым и чистым одеялом, которыми не воспользовались прошлой ночью ни его беспокойный мозг, ни тело.
— Вспомните, это было два дня тому назад. Разве вы не были в обществе женщины, пользующейся дурной репутацией?
— Нет, я не понимаю, о чем вы. Я не был с такой женщиной уже несколько недель. Вот мой ответ, и давайте покончим с этим.
Глядя в лицо мистера Брэддока, которое качалось взад и вперед, Эндрю с удивлением увидел, что оно у него на глазах явно распадается на части. Оно смягчилось, распалось и изобразило тигриную любезность.
— Я не хочу утомлять вас. Это для вас, должно быть, очень утомительное испытание. — Мистер Брэддок сделал паузу, и, невзирая на усталость, Эндрю улыбнулся, вспомнив ткачиху Боттом:. «Я буду реветь нежно, как голубка».
— Я думаю, мы говорим о разных вещах. Я уверен, что вы не хотите мешать правосудию. Только расскажите присяжным, где вы останавливались две ночи тому назад?
— В коттедже у дороги на Хассекс.
— Конечно, не один? — Красное лицо сморщилось в усмешку, вульгарный рот с двумя большими, как могильные камни, зубами громко захихикал, казалось подавая пример присяжным и зрителям на галерее. Судебный пристав, сам ухмыляясь, небрежно призвал к тишине.
— Что вы имеете в виду? — Смех смутил Эндрю. Он был как в тумане, мысли его путались.
— Ответьте на вопрос, — вцепился в него мистер Брэддок. — Он достаточно прост. Вы были один?
— Нет. Зачем? Я был с…
— С кем?
Он замешкался. Он понял, что не знает ее имени.
— С женщиной?
Слово «женщина» казалось слишком обычным и грубым, чтобы описать то знамя, под которым он теперь сражался. Женщина? Он знал многих женщин, но Элизабет не была похожа ни на одну из них. Она была чем-то недосягаемым и бесконечно желанным.
— Нет, — сказал он, а затем, увидев, как большой рот мистера Брэддока открывается для нового вопроса, смутился. — По крайней мере… — сказал он и смущенно остановился. Ему безнадежно не хватало слов.
— Не шутите с нами. Это могла быть или женщина, или мужчина, или ребенок. Кто это был?
— Женщина. — И прежде, чем он смог добавить что-то к своему ответу, его захлестнула волна смеха, раздававшегося в каждом уголке зала суда. Он вынырнул из нее, будто полузахлебнувшись, красный, задыхающийся, не видящий ничего, кроме навязчивого лица, которое уже ринулось вперед с новым вопросом.
— Как ее зовут?
— Элизабет, — пробормотал он неразборчиво, но мистер Брэддок расслышал. Он передал его суду в виде шутки: