Челтенхэм
Шрифт:
Диноэл давно убедился в бесплодности размышлений о жизненных итогах: сколько ни сиди у погасшего камина, или перед лунным пейзажем, или возле пыльного окна в заброшенном доме и так далее – ничего в голове не прибавится. Озарения и осознание пройденных рубежей имеют дурацкую манеру приходить, не разбирая – время, не время, удобно, не удобно… И тогда – как теперь – приходится отстраниться и поразмышлять, посмотреть со стороны, порой в самый, казалось бы, неподходящий момент – когда до взрыва тридцать секунд, когда вокруг рвется и горит, тебе в самое ухо орут: «Беги!», и не без оснований, а ты вдруг все бросил и призадумался. Да, он загоняет себя в цейтнот – гамлетовские тупые конвойные, время и смерть, ждать не станут, надвигается осенняя сессия КомБеза, зет-куб Тратеры, и дальше Джон Доу получает возможность перейти к аргументам более весомого калибра. Но не собраться с мыслями нельзя, это верный
А сейчас картинка такая. Ликвидировать Диноэла на Тратере до сессии Джон Доу вряд ли решится – это скандал, расследование, повод для разбирательств, все то, что в планы этого хитреца явно не входит. Но устроить так, чтобы Дин до Тратеры попросту не добрался, – ход весьма логичный и более чем вероятный, и это надо иметь в виду, учитывая, что речь идет об очень умелом профессионале с необычайно широкими возможностями.
Подхватив полы проверенного и заряженного до упора плаща, Диноэл сел в машину и взялся за пульт открывания ворот. Уезжая, он всегда мысленно прощался с домом, и бессчетные повторения не превратили эту традицию в формальность. Сейчас он тоже сказал: «До свидания», огляделся и прислушался – не скажет ли дом чего-нибудь в ответ. И дом ответил, и ответ этот вышел до того странным и предостерегающим, что Дин только покачал головой. «Не возвращайся!» – вроде бы шепнули знакомые стены. Вот как. Ничего себе. Ворота отворились, Диноэл съехал по невысокому пандусу и вырулил на дорогу, ведущую к городскому шоссе.
Покинув Аугсбург, Дин сделал крюк через мюнхенское шоссе и снова въехал на территорию Института, на сей раз в так называемую зону «F» – сравнительно недавно присоединенный участок, бывший пустырь, а ныне лесопарк, где проживала теперь большая часть руководства СиАй. Коттедж директора Института был сооружением даже не фантастическим, а фантасмагорическим. За оградой из чугунных прутьев с головами кобр над раздутыми капюшонами громоздились на разных уровнях не то пять, не то шесть (это откуда смотреть) переходящих один в другой бревенчатых срубов с коньковыми крышами, охваченные галереями, террасами и лестницами с резными перилами; стояли эти чудеса деревянного зодчества не на земле, а на хитрых платформах, подвешенных на стальных тросах к громадным бетонным аркам в стиле модерн. Айвен долго и со вкусом рассказывал Диноэлу, что осуществил проект непризнанного, но великого архитектора, до нашего времени, но в его бумагах обнаружили вершину творческой биографии и все прочее. Дин сначала увидел отпечатки подошв на мокром снегу, а затем и самого поджидающего Айвена в накинутом на плечи черном пальто. Сразу стало ясно, что, несмотря на холода, в доме не топлено по причине отделочных работ, которым не видно конца. Ремонт нельзя закончить, подумал Дин, можно лишь оборвать волевым усилием. Очень волевым усилием. Но ремонт, как никотин и героин, умеет ждать. Впрочем, несмотря на усталый вид, выглядел директор неплохо – стареющий красавец-плейбой с роскошной седеющей шевелюрой.
Айвен Тью был потомственным дипломатом и бюрократом. По отцовской линии он происходил из древнего рода Торнов-Куракиных, по материнской – князей Монако. Его отец, дед, прадед и так далее были послами, представителями, атташе и прочее; в детском саду, в школе, колледже, университете он тоже сидел на соседних горшках и за одной партой с сыновьями, внуками и племянниками таких же послов и атташе, и все в этом духе – круг его знакомств поражал воображение. В тридцать лет он уже секретарь КомБеза, в тридцать пять – ее председатель, прихватил полгода войны и положенные карьерные звездочки, и в сорок с небольшим – директор Института Контакта. Он был блестяще эрудирован, обладал волшебным, генетически заложенным даром ни с кем никогда не ссориться и, самое главное, прекрасно разбираясь во всех тонкостях контактерского ремесла, умудрялся править, ни во что особо не вмешиваясь – по крайней мере, на первый взгляд. Такой подход особенно ценился в научной части контактерского сообщества. С большинством властителей, лидеров, председателей и глав он был, что называется, на дружеской ноге, и благодаря именно его усилиям контактная служба, выйдя из непроницаемых, окруженных завесой секретности стен Херефорда, где царил суровый диктат КомКона, очень естественно влилась в русло международной политики. В их давних отношениях с Диноэлом нелегкую роль поклонника, друга и начальника одновременно Айвен исполнял с необычайной легкостью, органичностью и даже грациозностью.
На глазах у Диноэла директор вышел и воткнул в землю под окном штангу с оранжевой лампой и блоком авторегистратора – универсальную
– Будешь пить? – спросил Айвен.
Диноэл только помотал головой.
– Так кто?
– МакКормик.
– Тяжелая артиллерия. Не ферзь, но уже ладья… Локхидовский магнат. Это у него дочь слепая?
– Младшая дочь. Старшая нормальная. На МакКормика у нас ничего нет, доклад, естественно, писал не он, это и понятно, фигура откровенно подставная – его попросили, он прочитал. – Айвен с горечью усмехнулся. – Послушай, ты можешь хоть на минуту отвлечься от своей любимой Тратеры? Вон она у тебя на лбу написана. Посмотрим фактам в лицо. Да, твоих парней вытесняют с Траверса. Но у «Джадж Спектра» на Траверсе никаких полномочий давно нет. Твоя официальная сфера – палеоконтакт, ты поставляешь по тамошним рынкам бесценную информацию, слов нет, но все остальное – это исключительно твоя личная инициатива. Тебя никто не трогает только потому, что ты такой легендарный и знаменитый. Но уж извини, всему однажды приходит конец.
Тут Айвен сделал паузу, ожидая реакции Диноэла. Реакции не последовало, и Айвен продолжил:
– И уж если на то пошло. Ты ведь знаешь, я на какую-то дальнюю четверть русский… Так вот. Была когда-то в России такая организация – Смерш. Никогда не слышал?
– Нет.
– Ладно, бог с ним… Смысл в том, что «Спектр» был хорош во время войны – дьявольски хорош. И во времена послевоенного винегрета тоже. Но сегодня это каменный топор. Существует двадцать способов урегулировать проблемы без вашего экстрима. Нет больше нужды палить от бедра. А вот обходитесь вы в безумные деньги, и мороки с вами видимо-невидимо. На любых переговорах я первым делом слышу: «Да, да, мы согласны, по рукам, только уберите этих безумных спектров, которые никому не желают подчиняться!»
– Скажи это «черным караванам» на Траверсе. Айвен, они ведь закрывают и науку тоже.
– Ох, я тебя умоляю. Ученые вы мои. Академики. Какие открытия вы совершили за последние десять лет? Назови хоть одно!
– Айвен, только не делай вид, будто не понимаешь, что происходит.
– Что происходит, я понимаю не хуже тебя. Да, бывшие союзники перестали быть добрыми друзьями, но это мировая тенденция, это решается на уровне правительств и президентов. Ни ты, ни я, как бы нам этого ни хотелось, ничего тут поделать не можем. Знаешь, это только в кино спецслужбы решают судьбы мира.
– Мы не спецслужбы, – вдруг зарычал Диноэл. – Мы ученые! Я там не просто так сижу и прохлаждаюсь. Траверс – это бочка с порохом. Я тебе кое-что напомню. Два милых пустячка – а всех их не перечесть. Первое – это ваш знаменитый размороженный. Вы его выпестовали, дали лабораторию – здесь, на Земле! – машинисты для Большой Спирали вам занадобились, и он у всех под носом настрогал военных киборгов. Вы еще дали ему обкатать их на Миоссе – просто прелесть! А где он теперь со своим воинством? На Траверсе, и не сомневайся, даром времени не теряет. Второе – Гнедовская. Это уже вообще перл – вы умудрились поставить этот ее инкубатор на Эритау, под крылышком у самого Серебряного! В дурном сне не приснится! Спохватились, да поздно, мои милые, улетела птичка. Где она теперь штампует своих мутантов? Все там же, на Траверсе. Кто-то их там финансирует, кто-то их держит для заветного часа… Там как прорвало – везде строят МК-станции. На чьи деньги? Мне не дали узнать. А теперь этому кому-то мы собираемся подарить еще и Базу на Тратере. Траверс и Тратера – это, как говорили в старину, звенья одной цепи. Кто-то расчищает себе путь, поле для игры – знаешь, как на Диком Западе скупали участки под будущую железную дорогу?
Айвен пожал плечами:
– Англичане давно хотят прибрать Траверс к рукам.
– Это не англичане, в том-то и беда. Все, что замышляют англичане, я знаю. Нас не просто выгоняют с Траверса. Нас заменяют на кого-то другого, и у этого другого совсем другие цели, нежели у нас. Черт возьми, после стольких лет сидения на Траверсе я стал провинциалом. Начал верить, что хоть у вас, столичных парней, какой-то порядок.
– Вот только не строй из себя жертву, – вдруг вскипел Айвен. – Ты проторчал столько лет на Траверсе только потому, что тебе самому этого хотелось, и потому, что нет такого начальника, который мог бы тебе что-то запретить. Ты у нас, слава тебе господи, легенда и сам выбираешь себе задания. Вот нравится некоторым знаменитостям геройствовать в драматической манере… двадцатых годов.