Челтенхэм
Шрифт:
Тратера подошла не просто хорошо или даже замечательно, а идеально. «Ковчег» тогда еще только начинался, был еще по-настоящему международным, денег было вбухано немерено. Биологи-экологи, не пожалев усилий, превратили Тратеру в подобие Земли с максимально возможной достоверностью. Тайны из этого не делали, и тогда-то она и попала во все реестры и справочники. Никаких таинственных отклонений от нормы в ту пору замечено не было. Дальше вмешалась война, и последующие события приходится восстанавливать по источникам весьма и весьма разрозненным.
Существует скудная горсть фактов, которые можно толковать по-всякому и которые рождают больше вопросов, чем дают ответов. С некоторой степенью вероятности можно утверждать примерно следующее. Задолго до официального начала Первой Космической войны, когда Тмговели
Здесь начинается первая, пока еще пустяковая, загадка этой истории. Почему без малого четыре тысячи человек выбрали в качестве островка спасения мало кому известную, не населенную планету в богом забытой медвежьей глухомани? В это время с Лебяжьей Гавани был открыт коридор на Гестию – крупнейший перевалочный узел, откуда без труда можно было отправиться куда угодно; действовал канал и до Англии VIII – большой процент беженцев был именно оттуда. Но нет – возобладала неожиданная и довольно странная идея. Остается предположить, что путешественников, скажем, сбила с толку и ввела в заблуждение ошибочная информация, кто-то что-то перепутал в неразберихе и панике…
Дальше как раз все очень понятно. По прибытии экипажи перессорились, разгорелись нешуточные стычки, впрочем, похоже, особенного единства там не было с самого начала, о чем и было отправлено первичное сообщение – и дальше Тратера замолчала, а мир, охваченный войной, надолго забыл о своей крохотной частице, сгинувшей в безвестной глуши.
Переселенцев обнаружили ни много ни мало через девяносто с лишним лет. Уже Стимфал был столицей империи, уже в воздухе пахло новой войной – и тут вновь открылась пребывавшая в забвении Тратера. Выяснилось, что там царит вполне пристойное модернизированное средневековье – стандартная ситуация для «затерянных цивилизаций». Используя оставшиеся в распоряжении технические возможности, итальянцы построили Италию, англичане воспроизвели свое представление об Англии и так далее. Возникли неясности: во-первых, ничтожные, но нигде ранее не отмеченные колебания орбиты. Во-вторых, удивительным образом всякая память о предках, некогда спустившихся с небес, полностью испарилась, какие бы то ни было упоминания о таком эпохальном событии отсутствовали совершенно. Более того, никаких следов посадки космических кораблей, ни останков самих кораблей обнаружено не было.
Публика заинтересовалась этой жизнью, и вот на волне такого интереса на свет божий вынырнула так называемая Кентерберийская летопись, она же Кентерберийский протокол, она же Кентерберийский судебник. Буквально накануне повторного открытия Тратеры, на ее английской части, то есть в Бернисделе, бурлила очередная политическая свара, именуемая выборами короля. Британский властитель, Безумный Гарри, успевший себе и другим на беду вклиниться между реформатором и завоевателем Генрихом V и долгой чередой смут и нашествий, во время очередного помрачения ума и не без помощи лордов оппозиции, надумал отречься от престола и назначить выборы нового монарха. Как ни странно, нашлось немало отчаянных голов, по самым разным соображениям принявших всерьез этот заскок царственного разума. Духовный глава Бернисделя, епископ Кентерберийский, потребовал от всех претендентов на престол (а набралось таковых одиннадцать человек) письменных обоснований своих претензий. Канцелярию епископата немедленно завалили грамоты, родословные, пергаменты с генеалогическими древами, какие-то земельные уставы и еще бог знает что. Каждый, не щадя сил, доказывал, что именно он-то и есть тот самый, единственно законный… Канцелярия аккуратно писала в ответ, отсылала заключения, претенденты строчили апелляции… короче, в итоге набралась целая
Штука вот в чем. Родовитые авторы, заявляя свои права, бойко ссылались на события трех- и четырехвековой давности, а многие захватывали времена и куда более отдаленные, подробно расписывая династические браки уж и вовсе древних эпох, причем у редакторов и оппонентов эти даты никакого протеста не вызывали. Исследователи оторопели. Триста лет назад о Тратере никто еще слыхом не слыхивал. Что это – бред или просто сказки, плоды разгулявшейся фантазии потерявших чувство меры кандидатов? С некоторым смущением Кентерберийские сборники объявили ненаучной фантастикой Средневековья, псевдоисторическими романами с поэтическими вольностями (научные баталии с упоминаниями дендрохронологии и радиоуглеродного анализа попортили немало крови ученым мужам и женам, загубив карьеры и репутации), но дразнящий запах правдоподобия был настолько силен, что было решено без особой шумихи обратиться за поддержкой к археологам.
Выводы как гром поразили научное сообщество. Углубившись в подвалы и фундаменты, выпилив из дерев наконечники стрел, обросшие годичными кольцами, взрезав культурные слои, эксперты с тоской признали: судебник не врет. Если сейчас на планете несколько неопределенный пятнадцатый век, то приходится согласиться с тем, что был четырнадцатый, тринадцатый, двенадцатый, кое-где – и одиннадцатый, а еще местами дело и того хуже, даже страшно вымолвить. Особенно бесновались лингвисты – по их ведомству выходило что-то уж и вовсе катастрофическое.
Так Тратера незримо перекочевала в ведомство Комиссии по Контактам, и вердикт этой организации оказался столь же скор, сколь и прост: карантин. Это значит: полностью закрытая зона с допуском только для специалистов с мандатом СиАй и КомКон, никаких контактов с окружающим миром, никаких посторонних вмешательств, тщательный многолетний мониторинг и вообще строго научный подход. К тому времени для человечества не был особенным сюрпризом тот факт, что есть края, где пространство и время склонны шутить малопонятные шутки, которые и не снились ученым мудрецам, и что в девяносто девяти случаях из ста кончаются эти шутки плохо.
Дело было в Брисбене, на Совете Безопасности, – кстати сказать, как раз на последнем его заседании в довоенном формате, – и страсти разгорелись немалые. Были люди, справедливо выступавшие за то, чтобы, несмотря на всю чертовщину, дать сообществу Тратеры все права, принять во все Советы и организации, и дальше разбираться с возможными неприятностями и парадоксами в открытую. Но шел двадцать девятый год, с порога уже глядели грозовые и предгрозовые тридцатые, на политическом горизонте сгущались тучи, и, прямо скажем, лишних проблем не хотелось никому. То, что время материально и неоднородно, было признано давно, всевозможные временные аберрации и инверсии тоже никакой новостью не были, одичание отдельных человеческих сообществ по разным глухим углам вошло в норму еще во время Первой мировой. И потом, на Тратере уже лет сто не то что страшного, а вообще ровным счетом ничего не происходит, так о чем разговор? Карантин – и дело с концом, а там видно будет. Фактически Совет Безопасности, где и без тратерских сложностей головы шли кругом, попросту уклонился от решения, уступил давлению КомКона и отложил дело в традиционный «долгий ящик».
Главным резидентом Земли (т. е. СиАй) на Тратере был нынешний король тратерской Англии Ричард III – один из самых влиятельных монархов на планете, личность крайне противоречивая. Еще мальчишкой он приветствовал воссоединение с метрополией, учился на Земле, получил докторскую степень в Стэнфорде и вообще слыл человеком просвещенным, хотя и подверженным всем слабостям феодального способа правления. Жестокий и властолюбивый, Ричард всячески ратовал за возвращение Тратеры в русло мировой цивилизации и карантинный режим ненавидел всем сердцем, откровенно называя его оккупационным. Ясно отдавая себе отчет, что плетью обуха не перешибешь, он сохранял лояльность к администрации СиАй, но при всяком удобном случае, всеми правдами и неправдами, где только можно, боролся за отмену проклятой изоляции.