Чердак дядюшки Франсуа
Шрифт:
После этого случая Ксавье почувствовал облегчение и спустя некоторое время написал домой общее письмо отцу и Клерану.
«Дорогой отец, дорогой Клеран!
Я здоров и понемногу привыкаю к новой работе. Хотел бы, чтобы и у вас всё было хорошо. Куантро сдержал обещание, и меня здесь встретили отлично.
Но в Лионе я увидел совсем не то, что ожидал. Правда, по письмам Анри Менье к Жаку я понимал, как тяжела жизнь лионских ткачей, понимал, что они работают без отдыха и срока. Но всё же такой нищеты, какую я увидел собственными глазами, я себе не представлял. Работают даже дети восьми — десяти лет, работают, хочу я сказать, когда нет безработицы.
Вы не можете себе вообразить, какая здесь нищенская жизнь! Её нельзя сравнить с жизнью парижских рабочих, а ведь мы считаем, что те плохо живут. Говорят, когда здесь были “хорошие времена”
Отец дорогой, ты напрасно опасался, что рабочие будут меня чураться. Я постарался им доказать на деле, что я хоть и “чужак”, и поставлен хозяином, но душой и помыслами с ними.
Был я у Анри Менье. Он — первоклассный ткач. Но и ему грозит увольнение. Учуял мастерок, что Анри строптивого нрава, — такие люди сейчас для хозяев опасны. Но Анри не такой человек, чтобы сдаться. Хорошо, что его жене Ивонне удалось устроиться судомойкой. Ей приходится вставать с рассветом, чтобы попасть вовремя в дом богача, у которого она получила место. Ведь идти от рабочего посёлка далеко!
Дорогой мой Клеран! Как часто я тебя вспоминаю! Ведь от тебя я впервые услышал, что ещё четыре года назад плотники в городе Нанте бастовали для того, чтобы был установлен “тариф”. Сейчас в Лионе это самый больной вопрос. Недавно здесь был учреждён префектом [34] очередной тариф — определённый хозяевами совместно с рабочими минимум заработной платы, — ниже которого нельзя платить. Но хозяева очень скоро начали его нарушать.
Все волнуются, будут ли всё-таки хозяева его придерживаться. Если не будут, дело миром не кончится. Рабочие доведены до крайности.
Про одного из хозяев рассказывают, что, когда к нему пришёл представитель ткачей мастерской для того, чтобы договориться, когда же наконец у них начнут применять новый тариф, хозяин для устрашения положил на стол два заряженных пистолета. Другой же хозяин был ещё откровеннее. Он заявил: “Ткачи недовольны! Они жалуются, что голодны. Ну, что же, мы заполним их желудки, только — пусть не взыщут — не хлебом, а свинцом!” И впрямь положение такое, что можно опасаться, как бы хозяева не прибегли к помощи вооружённой силы.
Напиши, отец, подробно о своём здоровье. Хорошо ли ухаживает за тобой Катрин? Я чуть было не написал “наша маленькая Катрин”, а она ведь уже совсем не маленькая! Работает ли Жак, как прежде? Душа у меня болит, как подумаю о нём и о Бабетте… Как им помочь? Хорошо, что Люсиль занимается с нашей Стрекозой! Занятия отвлекут девочку от её постоянных мыслей о боге, монастыре и прочем, чем так охотно её пичкают монахини».
34
Франция территориально делится на департаменты. Префе?кт — должностное лицо, стоящее во главе департамента, в данном случае — департамента Роны.
Держа перо в руке, Ксавье на минуту задумался. «Спросить о Люсиль? Послать ей привет?! Нет! Она и не ждёт от меня привета!» Ксавье положил перо на стол и заклеил конверт.
Глава тридцать первая
Без работы
Безработица проникала в дом лионского Менье постепенно. Сначала лишился работы старший сын Анри, Теофиль. А он работал не за страх, а за совесть и возвращался домой с онемевшими от напряжения пальцами. Потом наступила очередь Ивонны. Она работала в шёлкоткацкой мастерской, но при первых сокращениях потеряла работу. Женский труд расценивался дешевле мужского, а Ивонна работала не хуже любого ткача, но хозяева по старинке предпочитали видеть в своих мастерских мужчин. Теперь и сам глава семьи — Анри — лишился работы. Что будет дальше? Нельзя же прокормить большую семью на заработок Ивонны, устроившейся судомойкой в барском доме.
Не привыкший сидеть сложа руки Анри с горечью смотрел, как в таком же вынужденном безделье проводят дни его сыновья: четырнадцатилетний Теофиль и восьмилетний Гектор. А четырёхлетний Ив, играя на полу, непрерывно тянет своё: «Хлеба!», «Мама, дай хлеба!»
«Хлеба!» Не этот ли возглас оглашает сейчас все рабочие лачуги Лиона.
Что будет дальше?
Если нет работы, всех ждёт голод!
От тяжёлых
— Я к тебе с новостями, Анри.
— Плохими или хорошими?
— Бувье-Дюмолар назначил совещание представителей фабрикантов и рабочих… Для окончательного утверждения тарифа.
Бувье-Дюмолар был префектом Лиона и пользовался покровительством властей в Париже.
— Кто будет выбирать представителей?
— Я был у Ива Круа… Он сказал, что выбирать будем не по мастерским, а все примем участие…
— И безработные? — оживился Анри.
— Да. Я за этим к тебе и пришёл.
— А я хотел было с тобой посоветоваться, — сказал Анри, окрылённый новостью. — Надо бы устроить кассу взаимопомощи, да не тянуть с этим делом. Пусть те, кто ещё стоят за станком, внесут первые взносы. А мы, безработные, дай только встать на ноги, в долгу не останемся. У меня, кстати, и устав есть.
— Подождём с кассой, — сказал Робер. — Подождём, пока утвердят тариф. После этого всё наладится. А пока идём, чтобы не опоздать.
Теофиль, мастеривший деревянный лук, вскинул на отца большие чёрные глаза, унаследованные от матери. Они казались теперь ещё больше оттого, что мальчик исхудал, черты лица заострились, а щёки впали.
— Отец, и я с тобой…
— Куда ещё?
— Я тоже рабочий! — с гордостью произнёс Теофиль. Он отбросил в сторону лук.
Отец вопросительно взглянул на Робера. Ведь Теофиль прав. Когда работы хватало на всех, сын трудился как заправский ткач, и мастерок зачастую хвалил его за сноровку. Знал это и Робер.
Он сочувственно кивнул головой:
— Пускай идёт с нами!
И трое рабочих, полные надежд, отправились выбирать представителей.
Тысячи ткачей стояли на площади Белькур, ждали и верили, что в префектуре решится сегодня их судьба, что их товарищи совместно с фабрикантами выработают новый тариф, новые расценки и станет легче жить. Все верили, что решение должно быть благоприятным для ткачей.
В это время лионские рабочие ещё и не помышляли о том, чтобы вооружиться, чтобы силой отстоять свои законные права. И на площадь они пришли безоружными. У них не было с собой не то что ружей, но даже и палок. Только те из них, кто должен был поддерживать порядок, несли короткие жезлы, увитые трёхцветными лентами.
Однако Бувье-Дюмолар всё-таки опасался, как бы не изменилось миролюбивое настроение рабочих. Он вышел к ним.
Возгласом «Да здравствует наш префект!» встретили его рабочие.
— Вняв пожеланиям ткачей, мы созвали сегодня совещание. Так дадим же делегатам возможность спокойно участвовать в заседании. Не будем их волновать. Разойдитесь!
Мирное настроение оставалось у рабочих и тогда, когда стало известно решение совещания. Отчисления в пользу фабрикантов должны быть уменьшены на одну восьмую. Так что же! И это хорошо! Да здравствует Бувье-Дюмолар!
Ну, а безработица? А нищенская оплата? Всё это потом, потом… А сейчас по крайней мере будет сокращена доля фабрикантов! Ура!
И вечером ткачи, полные радужных надежд, по-праздничному осветили свои жилища. А молодёжь, хоть и не знала, что ждёт её завтра, до поздней ночи танцевала и пела на улицах посёлка.
Глава тридцать вторая
О ком думы Люсиль?
Ксавье неохотно возвращался вечерами в свою комнату на улице Мерсьер. Она примыкала к аристократическим кварталам, но была населена мелкими собственниками и торговцами. Здесь же были расположены их лавки, так что днём жизнь била ключом. Но с наступлением сумерек улица затихала. Как ни скромно было его жильё, но всё же по сравнению с обиталищем Анри Менье, оно казалось просто роскошным, и это портило настроение Ксавье и без того невесёлое.
В этот день хозяйка предупредительно подбросила угольков в печку, и продрогший, усталый от целого дня трудной работы Ксавье поневоле ещё сильнее почувствовал контраст: хозяева и рабочие. Нет, не хочет он принадлежать к «хозяевам»!
На столе лежало письмо. Знакомый почерк. Сердце Ксавье забилось. Что пишут из дома?
Крупные каракули — это пишет Катрин. Уж не заболел ли отец? Тревожно пробежав первые строки, Ксавье успокоился, узнав, что Франсуа здоров. И начал спокойнее читать письмо с начала.