Череп на флаге
Шрифт:
— Как вы сказали? Спектакль?
— Именно, сэр. — Губы капитана тронула загадочная усмешка. — Понимаю, вам это кажется чем-то невероятным…
— Да уж… О подобном мне еще не приходилось слышать, — признался сэр Уильям.
— В таком случае, вам представляется редчайшая возможность стать зрителем настоящего морского театра, сэр.
— Невероятно! — воскликнул лейтенант Паркс.
— Фантастика, — промолвил мистер Родс.
— Я знал, что вы удивитесь, — сказал Брэдли. — А, между тем, в этом нет ничего странного. Мы, моряки, во время длительных переходов вынуждены сами заботиться о том, чтобы
«Тайсон», он же Пол Янг, надул щеки и утвердительно кивнул головой, хотя вряд ли мог помнить о том, чего не было.
— И о чем же была эта пьеса? — поинтересовался мистер Родс.
— О том, как Александр Македонский судил пойманного предводителя морских разбойников, — ответил Брэдли. — Роль Александра исполнял мой подштурман Николас Буш, а в роли подсудимого оказался оружейник Томас Ньюмен. Действие разыгрывалось на юте в то время, когда часть моряков отдыхала внизу после вахты и, естественно, ничего не знала о нашей затее. И что вы думаете? Канонир Уоттс, выбравшись в разгар представления наверх и не сообразив спросонья, что происходит, бросился снова под палубу и разбудил спящих криками: «Эй, скорее поднимайтесь! Те, что наверху, хотят вздернуть на рее почтенного Томаса Ньюмена! Если позволить им это сделать, они не поленятся перевешать всех нас — одного за другим!»
Сэр Уильям откинулся на спинку кресла и от души расхохотался.
— Браво, капитан! Что же было дальше?
— Дальше было самое интересное. Эти олухи похватали ножи и сабли и, потрясая ими, с воплями устремились на палубу. Началось настоящее сражение! Мне пришлось потратить немало сил, чтобы успокоить их и растолковать, что к чему. Правда, к тому времени Александру Македонскому успели оттяпать руку, а почтенному Томасу Ньюмену — ногу.
Брэдли закончил свой рассказ и еще минуту ждал, когда губернатор, фактор и лейтенант вдоволь насмеются. Наконец сэр Уильям, вытерев кружевным платком слезы, успокоился. Следом за ним, словно по команде, прекратили смеяться мистер Родс и лейтенант Паркс.
— Так что труппа у нас на борту опытная, — констатировал капитан. — Успела пройти огонь, воду и медные трубы.
— Я непременно должен увидеть хотя бы один из ваших спектаклей, — заявил губернатор. — Сколько времени вам нужно для того, чтобы подготовиться к представлению?
— Сутки. Если завтра вы и ваши офицеры согласитесь пожаловать к нам на судно, мы покажем вам один из лучших наших спектаклей.
Сэр Уильям задумался.
— К вам на судно?
— Да, сэр. После спектакля я гарантирую всем гостям стол, полный еды и напитков, ярчайший маскарад и, конечно же, фейерверк!
— Хорошо, капитан. Вы пришлете за нами шлюпку?
— Я сам отвезу вас и ваших офицеров на борт «Короля Георга», сэр. В котором часу удобнее явиться за вами?
— Приходите, как и сегодня, к десяти.
Если бы у Брэдли спросили, что почувствовал он в этот момент, ему не пришлось
Оставим, однако, дом губернатора и всех тех, кто находился в нем, и, совершив воображаемый перелет на пиратское судно, посмотрим, чем занимался в это время Джон Барни — Недорезанный Капитан.
Барни сидел в парусной и с жадностью ел принесенную ему похлебку. Как и мисс Моррис, он с момента прибытия в Пойнт-Гэлли был лишен возможности передвигаться по судну, то есть, проще говоря, содержался под стражей. Естественно, ему ничего не было известно о том, что делают джентльмены удачи на острове; однако уже сам факт их длительной стоянки в гавани указывал на то, что местные власти не представляют, с кем имеют дело.
Часовой еще не успел забрать у Барни миску и ложку, когда в парусную заглянул квартирмейстер.
— Все в порядке, мистер Барни? Или обижаетесь на нас за то, что держим вас в этой клетке?
— Что вы, мистер Эванс! Была бы шкура цела, а на временные неудобства моряки привыкли не обращать внимания.
— Ваше нынешнее угнетенное положение продлится недолго, — заметил квартирмейстер. — Как только мы устроим свои дела в Пойнт-Гэлли, вам снова будет разрешено выходить на палубу.
— Благодарю, мистер Эванс.
— Не за что, капитан.
Они помолчали. Потом Барни, не глядя на Эванса, спросил:
— А как чувствует себя мисс Моррис?
Квартирмейстер скользнул по лицу собеседника насмешливым взглядом.
— У нее нет проблем… А что, она вас очень интересует?
— Ей пришлось много выстрадать, — уклончиво ответил Барии. — Там, на острове Коммодора, я, как мог, старался подбодрить ее. Бедняжка надеялась на спасение…
— И надежда ее сбылась, — хмыкнул пират. — Мы ее спасли. Даже дважды: от лап Дика Тейлора и от зубов акулы.
— Скоро ли ее освободят?
— В тот самый день, когда губернатор внесет за нее выкуп.
— Он знает, что она находится на борту брига?
Эванс заколебался; он не знал, сказать ли пленнику правду или уклониться от прямого ответа. В конце концов, выбрал второе.
— Может, уже знает, а может, еще нет.
«Он виляет, — отметил про себя Барни, — следовательно, сэр Уильям пока не подозревает о том, что приютил в своей гавани пиратов. Если это так, то губернатору неизвестно и о нахождении на бриге его племянницы».
Чтобы не концентрировать внимание на пленнице, Барни перевел разговор в другое русло и спросил о судьбе Гвинейца Пата. Выяснив, что последний по-прежнему прислуживает своей госпоже, он попросил квартирмейстера о маленьком одолжении, а именно: приказать негритенку иногда прислуживать и ему.
— У Гвинейца и без того дел по горло, — сухо ответил Эванс. — Ему ведь приходится то выполнять поручения капитана, то убирать в каютах, то помогать лентяю-коку на камбузе… Впрочем, если у малого появится свободная минутка, я пришлю его к вам.
— Благодарю, — сказал пленник. — Я его сильно не загружу.
Перекинувшись еще двумя-тремя ничего не значащими фразами, бывшие школьные товарищи расстались: квартирмейстер отправился на пинку, чтобы попытаться завербовать в пиратский экипаж несколько португальских матросов, а Барни остался в парусной наедине со своими мыслями.