Чернь и золото
Шрифт:
Что его сдерживало? Неужели ее лицо, как сказала она сама? Фонарик оказался между ними, и свет упал на нее. Это случалось уже дважды, и каждый раз Тизамон останавливался.
Глядя прямо на нее — на покойную Атриссу, — Тизамон напал снова, и она поняла, что удача больше ее не спасет.
Коготь с бесконечной грацией обошел ее гарду и зацепил клинок, дважды коротко звякнув. На мгновение они сошлись совсем близко, лицом к лицу — и Таниса отошла, избежав его костяных шпор. Он снова подтанцевал к ней, сорокалетний боец, с раннего
Это была сама смерть.
Думать не было времени. Все, чем она располагала — ноги, туловище, клинок, — зависело целиком от инстинкта. Она парировала и нападала сама, но ведущая роль, словно по закону природы, всегда оставалась за ним. Когда он ускорил темп, Таниса начала задыхаться. Удары сыпались на нее из мрака — она не столько видела их, сколько слышала. Перестав атаковать, она перешла в глухую защиту. Очень скоро Тизамон захватил когтем ее клинок. Таниса вцепилась в рукоять что есть силы, но он повернул руку, и ее прекрасная шпага, подарок Стенвольда, переломилась у самой гарды.
Сейчас он убьет ее.
Таниса вскрикнула. Чувствуя холодный коготь у горла, она с достоинством, сама себе удивляясь, приготовилась умереть от руки родного отца. Должно быть, ему стоит большого труда так долго сдерживать смертельный удар? Нет… он спокоен. Глаза Танисы постепенно привыкали к едва разбавленной фонариком полутьме, но выражения его лица она по-прежнему не могла рассмотреть.
Она боялась заговорить, не доверяя своему голосу. Тизамон тоже молчал.
Коготь, оставив горло, захватил щеку. Мантид несколько раз повернул ее лицо вправо-влево, убрал коготь и уперся рукой в стену туннеля.
Позже, гораздо позже ей пришло в голову, что в это мгновение она могла бы его убить.
— Ты и вправду моя дочь, — вымолвил он. — Моя и ее, будь я проклят!
Сказав это, он впервые сделал ей больно.
Все в Танисе перевернулось, рукоять шпаги выпала из сведенных пальцев. Нетвердо держась на ногах, она сделала шаг к Тизамону.
— Ты все верно сказала, — продолжал он. — Я жил с ее мнимой изменой семнадцать лет, а правду узнал всего пару дней назад.
Ей тоже хотелось сказать что-нибудь — проклясть его, а может быть, пожалеть, — но тому и другому помешали рыдания.
Теперь она и на его лице читала признаки такого же горя.
Она не верила, что он сможет коснуться ее теперь, когда раны прошлого вскрылись заново, но его рука легла ей на плечо и сдавила его — можно было подумать, что он рвет крапиву.
Таниса прижалась щекой к золотому диску у него на груди.
30
Чи просыпалась с опаской, слыша вокруг тихие разговоры. Она, укрытая плащом, лежала на жестком соломенном тюфяке — но не в тесной камере, где слышалось только дыхание Сальмы, а в куда более просторном
«Ты больше не в тюрьме, — шепнула ей заново ожившая радость. — Не во власти Тальрика».
Кусочки головоломки начали складываться.
Таниса, ном и другие спасли ее.
Она свободна.
Чи резко села, и Наследие рассеяло окружающий ее мрак. Над головой виднелись тяжелые своды, вокруг спали какие-то люди, у дальней стенки сидел Ахей. Только одна Чи была способна различить под капюшоном блеск его глаз, а ведь всего миг назад она даже его имени бы не вспомнила.
Спящие, около двадцати человек, лежали рядами. Еще полдюжины караулили или просто проснулись рано, как и она. Чи, наверное, видела этот подвал, когда ее сюда привели, но опять-таки ничего не запомнила.
— Чи, — позвал тихо кто-то: Тото сидел у нее в головах, почти напротив Ахея. Она инстинктивно схватила его за руку — убедиться, что ни он, ни свобода ей не приснились. — Ты поспала бы еще, до рассвета хотя бы.
— Я совсем утратила чувство времени. Где это мы?
— В укрытии местных подпольщиков. Они нас провели во дворец, но на этом и все, — мрачно пожаловался Тото. — Им только и надо было, что освободить собственного вождя.
— Ну и пусть — главное, все получилось. А Сальма где? — запаниковала она. — Он не…
— Он просто спит, как все нормальные люди. Вон там. Он хорошо о тебе заботился?
— Мы заботились друг о друге взаимно. Я думала, все будет гораздо хуже, но у человека, арестовавшего нас, оказались другие дела — он так толком за нас и не взялся. — Чи помрачнела, вызвав у Тото массу новых переживаний. — Куда мы теперь, Тос — назад в Геллерон?
— Не знаю. Возможно.
— Мне нужно сказать словечко дядюшке Элиасу.
— Опоздала. Стенвольд сказал, что его убил Тизамон.
— Тизамон? Мантид?
— Он самый. Боюсь я его, по правде сказать. Чи…
— Да?
Тото, выросший с клеймом смешанного происхождения, научился хорошо скрывать свои чувства.
— Я рад, что ты на свободе.
— А уж я-то как рада! Хочу снова увидеть небо, Тото.
— Небо?
— Сначала фургон, потом геликоптер, потом камера. Хочется выйти на воздух, хотя бы и ночью. Просто постою на пороге — и сразу назад.
Чи встала и накинула плащ, служивший ей одеялом. Тото, ведя ее за руку к выходу, то и дело кивал — бодрствующим миннцам и Тизамону, точившему свой коготь в углу.
Снаружи убежище охраняли двое часовых. Один слонялся по улице, притворяясь бродягой, другой сидел с арбалетом наверху. Ночь была прохладная, небо напоминало усеянный бриллиантами бархат. Тото, стоя с Чи на пороге, наспех рассказывал ей о том, что произошло после их расставания в Геллероне. В рассказе упоминались встреча со Скуто, стычка Стенвольда с Элиасом, явление Тизамона, путешествие в Асту и в Минну.