Чёрная бабочка, летящая во тьму
Шрифт:
Хотя мои шаги становились все тяжелее, лицо все еще оставалось бесстрастным.
– Она снова довела меня, как обычно. Делай что хочешь, но верни ее домой.
Твоя мать-паразитка.
Все мышцы были напряжены, я прищурилась и сделала глубокий вдох. Дождевая вода наполнила горло, и я тяжело сглотнула.
Почему казалось, будто я падала с двадцать шестого этажа здания каждый раз, когда слышала голос этого человека?
– Решайте свои проблемы сами. Я ничего не могу сделать. Это ты с ней поругался. Ты тот, кто должен вернуть ее. Не я.
Почувствовала напряжение на другом конце телефона.
– Такие проблемы могут возникнуть
Мои брови мгновенно сдвинулись вместе.
– Да ладно, ты не собираешься помочь своему папе?
Он отсутствовал каждый раз, когда я нуждалась в отце, и все эти моменты были словно ранами от ножа на сердце. Теперь, когда этот человек напомнил, что приходился мне отцом, раны начали болеть.
Хотелось бросить на него то яростное проклятие, что вертелось на языке, но которое упорно сдерживала, и повесить трубку, но я этого не сделала. Не потому, что боялась. Я просто не могла позволить себе опуститься до такого. Знала, если однажды замок, сдерживающий мой язык, сломается, я произнесу проклятия, которых свет не слышал. Возможно, буду громко кричать, рвать рубашку на груди и царапать кожу. Но сейчас не время.
– Позаботься об этом сам, – категорически заявила я и пошла дальше. – Не впутывай меня.
Улица почти опустела. Кроме меня, продавца национальной лотереи и старого чистильщика обуви, сидевшего на тротуаре, никого не было. Даже птицы покинули электрические провода.
Я услышала раздраженное рычание отца на другом конце телефона.
– Я был бы удивлен, если бы ты мне хоть в чем-то оказалось полезной. – Из динамика послышался смех. – Ты бесполезная тварь. Не смей приходить вечером домой. Не вздумай показываться мне на глаза. Ночуй где хочешь! Если придешь, я переломаю тебе все кости.
И повесил трубку.
Да, этот человек был моим отцом. Нет, я не его дочь. Он не заботился обо мне. И я была не единственным человеком, о котором он не заботился. Отцу было плевать на всех в нашей семье, включая Дефне и мою мать.
Единственное, что его волновало, – он сам.
– Хорошо, – прошептала, не отнимая телефон от уха, хотя он уже повесил трубку. – Я не приду, папа.
Я чувствовала себя мокрым черным котенком, брошенным под дождем в картонной коробке. Но ему повезло гораздо больше, чем мне. Потому что, в отличие от меня, он был милым и мог бы украсть чье-то сердце и завоевать любовь. Смог бы найти себе хозяина. К сожалению, у меня не было такого шанса. Не было владельца. И внезапно я стала бездомной.
Было кое-что, в чем я пыталась признаться себе уже долгое время. Признание этого нанесло бы вред сначала мне самой, а затем и моей гордости, которую я лелеяла у себя внутри. Но, казалось, теперь не осталось шанса уберечься от страданий. Острый кончик ножа прижался к шее и начал надавливать на пульс. Пришло время признаться самой себе.
Я была одинока. Сама выкопала себе эту могилу.
Дождь усилился, пришлось искать место, где можно укрыться. Я не собиралась идти домой. Но поехать к двоюродному дедушке было бы гораздо более неуместно, чем вернуться домой. Мы с ним не ладили. Взгляды на жизнь отличались. Моего младшего дяди не было в городе, и, хотя мы были с ним в хороших отношениях, выехать из города прямо сейчас у меня не было возможности.
Я знала, если поеду к Бушре, она меня не прогонит. Но когда подумала о необходимости объяснить ей ситуацию, исключила эту идею. Нужно было всего лишь пережить одну ночь без происшествий и подумать об остальном утром в
Я гуляла под дождем около часа и надеялась, что мысли из головы стекут на тротуары вместе с дождевой водой и исчезнут. К сожалению, не каждое желание могло быть исполнено. Мысли настолько плотно засели в моем мозгу, что казалось, избавиться от них невозможно. Иногда я так глубоко задумывалась и уже не надеялась выбраться из раздумий живой. И все же каждый раз выплывала из того черного моря мыслей, в котором тонула.
Иногда я так сильно погружалась в размышления, что слова принимали совершенно иные формы. Чувства, смешанные со словами, взрывались, как воздушные шары, внутри меня и окрашивали все в черный цвет. Меня переполняло тьмой.
Наконец, когда ноги ослабли, я нашла укромный уголок, где можно было сесть, потирая руками дрожащее тело. Холод, облизывающий корни мокрых волос, прокалывал голову ледяными иглами. Хотя эта боль не слишком сильно угнетала, она все же доставляла дискомфорт. Мое тело было устойчиво к боли. В детстве при падениях я никогда не плакала, несмотря на разбитые коленки. Колготки, которые носила, прилипали к крови, склеиваясь с кожей. Не дожидаясь, пока мама нанесет на них оливковое масло, я стягивала с себя колготки, из-за чего раны начинали снова кровоточить.
Причиной всего этого была не одержимость властью или стремление проявить себя. Я действительно не умела плакать.
Я начала дрожать от холода. Сидела на дороге в метре от проезжающих машин, на колени летели брызги от их колес. Я не знала, как долго просидела на этом тротуаре, но дождь усилился и наступила темнота. Единственное, что я чувствовала сейчас, – это холод. Положила локти на колени, зажала лицо руками и щурила глаза, наблюдая за проезжающими мимо автомобилями. Было ясно, что сегодня я проведу ночь, слушая звуки гудков и мирный шум дождя.
Капли, попадавшие на ресницы, затуманивали зрение и заставляли часто моргать. Интересно, вернулась ли Дефне домой? Сказал ли ей отец что-нибудь? Кто знает, что делала мать? Кому-нибудь было интересно, что со мной? Если, конечно, кто-то вообще заметил мое отсутствие…
Небо раскалывалось, вокруг ходили люди, а я просто сидела на мокрой брусчатке. Прохожие были настолько беспечны и бесчувственны, что не задавались вопросом, почему молодая девушка сидит на обочине под дождем, как сумасшедшая, и пустыми глазами смотрит на проезжающие мимо машины. Я не хотела, чтобы меня расспрашивали, но, если бы на моем месте была другая девушка, она бы точно подумала, что не расспрашивать и игнорировать – плохо. Для меня невидимость была хорошей штукой. Хотя в тот момент я была котенком, ищущим хозяина…
Когда дождь внезапно перестал бить в лицо, я нахмурилась и подняла голову – меня закрывал от дождя черный зонт. Затем изумленный взгляд упал на руку, держащую его.
Длинные, костистые и сильные пальцы.
Когда к этому добавился сладкий запах, смешанный с горечью, мои темные раскосые глаза распахнулись. Сердце затряслось от шока. Быстро открывающимся и закрывающимся сердечным клапанам было хорошо знакомо лицо человека, держащего зонт.
Каран Чакил.
Это был он. Узкая и идеально выглаженная черная рубашка была мокрой. Темные брюки, слегка влажные черные волосы, длинные черные ресницы, эти глаза, которые напоминали ночь, лишенную звезд и луны, без включенных фонарей… Это действительно был он.