Чёрная Гронья
Шрифт:
– Глаз гадины ползучей, покажи-покажи, ты мне дорогу к родной крови укажи-укажи, – шептала она над котелком, перемешивая его содержимое коротким кинжалом. Рукоятку украшали прозрачные камни, а на клинке чернела гравировка в виде цветка чертополоха. Закончив мешать, Гронья отряхнула ритуальный кинжал, спрятала его в ножнах на ремне и снова посмотрела в котелок. Зелье престало кипеть и расправилось зелёной гладью.
– Эгиль, где ты?.. – она запнулась на полуслове.
Увидев лицо своей матери, девушка закрыла глаза руками.
Через минуту ведьма вышла из землянки и вышвырнула свой котелок. Зелье кипящей лужей пролилось на траву и впиталось в землю. Запахло болотом. Гронья подняла котелок, и, еле сдерживая слёзы, вернулась к себе домой.
– Оливковое масло, мёд, красное вино, толчёные кости летучей мыши, кладбищенский плющ, сушёные опарыши… – шептала она себе под нос.
Налив в котелок свежей воды и, побросав туда нужные ингредиенты, она достала из-под лежанки большую корзину. Плетёная крышка легла в сторону, в руках ведьма держала дорогой наряд чёрного, как ночь цвета. Надев верхнее платье-котарди и повязав расшитый пояс, она заколола платье на плечах двумя брошами из гишера и украсила чёрные волосы серебряным обручем. На мгновение задумалась – а надевать ли чепец.
– Грешно ведьме носить чепец монашки, – усмехнулась Гронья и надела на себя плащ. Закинув на одно плечо лиру на ремне, она снова наклонилась над котлом.
– Готово, – прошептала она и залила горячие угли водой. Под шипение гаснущих угольков, ведьма вылила сваренное зелье в походную флягу и положила её на дно сумки. – Дочь, остаёшься за старшую. За домом следи, с чужими не уходи, себя береги, ясно?
Корина кивнула в ответ и поцеловала мать.
– Пора дикой лесной вороне петь погребальную песню, – сказала ведьма самой себе и открыла дверь.
Чёрная Гронья почти никогда не покидала свою землянку в лесу Вен-Либре. Поэтому, когда на следующий день к её логову подошла серая овца, явно отбившаяся от чьего-то стада, животное увидело только полено, подпирающее дверь и лужу от зелья, всё ещё пахнущую болотом и жжёной ящерицей.
Овца жалобно проблеяла, встала рядом с поленом и принялась ждать.
Часть 1
А капелла
Воздух внутри усадебного сада был тяжёл и вязок. Слышалось ржание лошадей в конюшнях, пустые кареты ждали своих хозяев. Сквозь дождь ко входу шла одинокая фигура женщины, которая тщательно скрывала что-то под длинным плащом. Обойдя широкие лужи, она постучала в тяжёлые ворота.
– Кого несёт? – раздалось с той стороны двери.
– Вы ждёте барда? – сквозь дверцу просунулась худая ладонь, сжимающая промокший пергамент.
Стражник развернул его, подозвал к себе второго, они перекинулись парой фраз. Приподнялся засов, ворота раскрылись.
– Проходите, – второй стражник протянул ей руку.
Незнакомка ответила кивком головы, потом сняла капюшон – чёрные волосы, чуть подёрнутые сединой у корней, худое лицо, морщины в уголках глаз.
– Жизнь
– Вы похожи на мою мать, – тихо заметил второй стражник. Потом откашлялся. – Может, вина, хлеба?
– Нет, благодарю. Чуть обсушить пёрышки – и будет мне, – она потянула носом воздух. – Пахнет как в зарослях дикого винограда. Торжество началось?
– Нет! Его Милость велел не начинать, пока новый бард не появится! Какое торжество без музыки и песен!
– О, нет, – женщина достала инструмент из-под недр плаща. – Всё же намокла!
Грубо сделанная из куска дерева лира истекала остатками дождя. Гостья резко откинула с рамы оставшиеся капли и прислонила инструмент к ножке стула. Потом скинула с себя плащ – на шее у неё висел потёртый кожаный плетёный ремешок.
– Значит, время есть, присаживайтесь, – второй стражник подвинул стул поближе к очагу. – Если его Милость увидит вас, то сразу же прикажет играть, не отдохнувши. А за отказ – знаете, что может быть?
– Подозреваю, уговорили, – женщина села к огню, взяла протянутую кружку и ломоть хлеба. – Дорога была долгой, а лошади у меня нет. Благодарю вас, господа. Надо подождать, пока инструмент высохнет.
Незнакомка вздохнула, отвернулась к огню и начала прислушиваться. От входных ворот раздавался шёпот стражников.
– Платье-то какое дорогое! И украшения! Может, из знатного рода, дама-то? Хотя, она могла его и украсть…
– Может, предупредить? – засомневался второй стражник, перебирая в руках копьё. – Такая женщина, а он её…
– Молчи! Ты и предыдущего барда отпустить хотел! Тебя самого потом чуть не!.. – первый стражник, поняв, что чуть не сболтнул лишнего, покосился на пришедшую.
Женщина продолжала смотреть на огонь, жевать хлеб и запивать его лёгким вином из глиняной кружки.
Гости скучали, барон Жонкиль начинал злиться. Неужели приём сорвётся? И это после того, как пошли слухи, как взлетела его репутация! Что только в его поместье ни происходило: каждый месяц новая музыка, новые песни, да такие, что вы никогда не слышали и не услышите больше никогда! Ради этого стоило ехать в глухомань, но как же ему не повезло с владениями! Какой же он молодец – нашёл выход из ситуации! Да ещё не один.
– Отец, мне скучно, – капризным голосом простонала девушка, сидящая радом с хозяином поместья. – Я пойду к себе.
– Сиди, Ида, сиди, – строго прошипел он ей на ухо и огляделся. – Хотя, нет, впрочем, если ты встанешь, то все увидят, что ты в положении. Встань.
– Я устала.
– Чёрт с тобой, как и с твоей матерью! Родить толком никого путного не смогла, помирали все, и она сама в конце… – последнюю фразу барон пробормотал в сторону и вновь посмотрел на свою дочь.
Сидя в платье, расшитом узорами нарциссов, Ида нюхала росток резеды и безучастно глядела в потолок. Глупая девка, становится всё капризнее день ото дня. Ничего, вот скоро разродится, тогда уже можно будет отправиться к графу.