Чёрная кровь
Шрифт:
– Откуда тянет? – быстро спросил Ромар.
Уника кивнула на жгучие заросли.
– Иди, – велел Ромар. – Ты тут лучше нас всех разберёшься.
Ни мгновения не колеблясь, Уника шагнула в крапиву, хотя всего в полушаге каким-то зверем была проломлена тропка. Ромар и напружиненный, ко всему готовый Таши двинулись следом. Уника шла уверено, но как-то странно, словно и двух шагов не могла сделать по прямой.
– Ты же только что правее шла! – не выдержал Таши. – Что ты извиваешься, как ужака под вилами?
– Она прямо идёт, – сказал Ромар, – это у нас с тобой ноги заплетаются. Видел бы ты, сколько тут всякой волшбы наплетено да напутано, курчавке впору. Как в крапиву нырнули,
– Хороша работа людей с пути сбивать, – пробурчал Таши, стирая с лица налипшую паутину.
Уника продралась сквозь плотные кусты облетевшей лесной смородины, и перед путниками открылась невеликая полянка, на самой середине которой стоял дом.
Такого дома ни Таши, ни Уника допрежь не видывали и даже не знали, что подобное на свете быть может. Дом не только не был вкопан в землю, а напротив, висел в воздухе. Видно, по весне, в разлив, ближний ручей подтоплял болотистую низинку и, спасаясь от воды, жилище полезло вверх. Два необъятных пня, высоких, в рост человека, служили ему подножием, на них как на помосте лежали из цельных деревьев вытесанные слеги, над которыми поднимались стены дома, сложенные из толстых брёвен, конопаченные мхом и ничем поверху не обмазанные. Пни раскорячили узловатые пальцы корней, впились ими в сырую землю. Кора с пней была сошкурена либо же давно облетела и неопытный Ташин взгляд не мог определить, что за лесные великаны послужили опорой небывалой избе.
В первую минуту Таши подивился, почему для житья строитель выбрал такое неудобное место, но тут же решил, что раз вокруг пахнет колдовством, то простой разумной мысли и искать не следует. Понадобился дом посреди мокривины, и вот он, пожалуйста, стоит на коренастых лапах, словно сам пришёл.
Дом был стар, брёвна не потемнели, а прямо-таки почернели от долгих непогод, неровно затёсанные концы брёвен растрескались, но ни гнили, ни трухлявости заметно в них не было. И весь дом держался прочно, так что подпорки из косо поставленных стволов, казалось были просто прислонены к стенам.
Вместо привычного зеленеющего дёрна, на кровле внахлёст лежали широкие полосы берёсты. Возле застрех, откуда должен выходить дым, когда хозяева разжигают огонь, берёста закоптилась до неузнаваемости, на ней густыми лохмотьями висела сажа. Зимой в таком домике должно быть нежарко, сильно топить тоже небезопасно, но зато лёгкая крыша не так давит на столбы. Одно слово – чудной домишко.
По сравнению с самой избушкой окружающие её вещи уже и не удивляли. Стояли полукругом колья с надетыми на верхушку черепами, всё как полагается, рогом и оскаленным зубом наружу, от недобрых гостей, злых мыслей, бродячих духов и ничьих предков. Большинство костей были выбелены солнцем и водой, но было несколько и совершенно свежих. Таши не обратил бы на них внимания, если бы не бросился ему в глаза сплюснутый плосколобый череп с полусаженными челюстями, усаженными густым рядом конических зубов. Кто хоть раз живого рузарха видал, тот и череп его без труда признает. Таши с сомнением покачал головой: знатный трофей был совсем недавним и, судя по зубам, зверь был в силе, а не подох сам собой от старости и недокорма.
– Вот и отыскалась, пропащая душа, – довольно сказал Ромар. – Ну, что стали? Зовите хозяйку.
Таши концом лука звонко постучал по страшному черепу. В доме что-то громыхнуло опрокинувшись, тяжёлая, крепко просмоленная кожа висящая при входе колыхнулась и на высокой приступке, ведущей в дверям показалась женщина. Не так и стара она была, но истёрта жизнью до последней крайности.
Таши сразу понял, кто перед ним. Уж слишком густо увешана была отшельница оберегами, амулетами, всякими фигурками, в которых без труда угадывались лики предков, недобрых богов и странных существ, с которыми и до сего дня знающие старухи ведут разговоры. Уника тоже живо смекнула, с кем дело имеет. Её ажно затрясло при виде навешанных на старухе сокровищ.
А сама хозяйка и бровью в сторону молодых людей не повела. Взгляд её был прикован к Ромару.
– Ну, ясно, – произнесла она глухо. – Кто ещё мог сюда пролезть? Здравствуй, Ромар. Видно правду болтают про тебя, будто ты вместе с руками смерть свою под дубом закопал.
– Здравствуй и ты, Нешанка, – произнёс Ромар. – Давно не виделись.
– Какая я тебе Нешанка! – старуха выпрямилась, замахнулась на Ромара, только что не ударила. – Нет никакой Нешанки! В лесу померла, одна, под ёлкой подохла всеми брошенная, родовичами отринутая, самой себе ненужная!
– Как же нам звать тебя, бабушка? – спросила Уника.
Хозяйка повернулась так резко, что все колдовские помощники на её платье разом взбрякнули, только треск пошёл. Казалось, старуха готова прыгнуть на Унику, Таши даже шагнул вперёд, собираясь в случае чего, отшвырнуть её прочь, не дав прикоснуться к Унике. Но ведьма замерла неподвижно, впившись взглядом в лицо гостьи.
– Ишь, – произнесла она наконец, – додумался, девчонку приволок. Похвастаться хочешь, что не пропали без нас? И без того знаю, что не пропали. Славная девочка, я когда-то не хуже была. Это она из чьих?
– Моткина внучка, – сказал Ромар.
– А... Могла бы и сама догадаться. Девка чернявая, в пришлую родню. Что смотришь, красавица? Знаешь, кто я такая?
– Знаю. Ты мудрая йога. Только как звать тебя я теперь не знаю. Ромар говорит – Нешанка, ты твердишь другое.
Правильно сказала, милушка. Йога я, последняя в роду. Потому и имени у меня нет. Так и зови Йогой, не ошибёшься. Ну что стоите истуканами? Раз уж пришли – заходите в дом.
Внутри изба Йоги оказалась ещё удивительней, чем снаружи. Кажется, в простоте там не было ни единого предмета, всё заговорённое, нашёптанное, чудесное. Всё, что за многие годы накопило женское ведовство, сошлось в лесной избушке.
Старуха кивком указала на угол, где на полу громоздилась расхристанная постель. Путники уселись, ожидая, пока хозяйка управится с делами и начнёт разговор. Постель у Йоги была мягкая, Таши прежде таких видывать не доводилось. Шкуры пушного зверя лежали здесь в двунадесять слоёв. И какие были звери! Медведь, седой волк, росомаха, лютый зверь леопард. В головах ворохом брошены зимние шкурки лисы-огнёвки и ее чернобурой сестрицы. Немыслимые богатства свалены в углу, чтобы хозяйке было теплее спать. Прежде Таши и видеть не приходилось такого количества мехов разом. Хотя, если вдуматься, то ничего удивительного нет. Старуха – последняя из мудрых йог, все богатства, накопленные предшественницами, достались ей. В сказках и сейчас поётся, что коли пришёл ворожить, так кланяйся мехами. Куницу – на девицу, бобра – для добра, волк – чтоб в речах был толк, а белку – на всякую безделку. Интересно, за какую ворожбу кланялись росомахой? В ближних краях она не водится, страшно и подумать, в какую даль надо переться, чтобы заполучить такого зверя!