Чёрная кровь
Шрифт:
– Это она зря! – всполошился Таши. – Она моя жена, нечего её с пути сбивать!
– Не собьёт, – успокоил парня Ромар. – За одну-то ночь... А нам, может, что полезное выпадет. Давай, покуда, на ночёвку устраиваться.
Всю ночь лесная изба гудела, изнутри слышался звон и гул, каких так просто в лесу не услышишь. Иногда в рокоте можно было различить вскрики Йоги, а то и голос Уники, вторящий ей. Таши не спал, тревожно прислушиваясь к тому, что происходило в избе. Ромар лежал, приникнув ухом к земле, глаза его были закрыты, но Таши видел, что старик тоже не спит.
Когда под утро шум начал стихать, Ромар поднял голову и спросил чуть слышно:
– Ну что, понял что-нибудь в женском колдовстве?
– Нет, –
– Это точно, – усмехнулся Ромар. – Бабы без орежа не могут, у них ворожба громкая.
Под утро заимка затихла, хотя можно было догадаться, что там тоже никто не спит. На дворе давно рассвело, когда отворилась скрипучая дверина, выпустив Йогу. Старуха была ещё более встрёпана и страшна, чем вчера. Красные глаза, казалось, сочились кровью. Йога спустилась с высокой приступки, подсела к костерку, который гнетил во дворе Таши.
Мужчины молчали, ожидая, что скажет хозяйка.
– Умаялась девка, – произнесла Йога. – Пусть поспит.
Ромар и Таши промолчали, соглашаясь. Верно, пусть поспит, коли умаялась. Йога потёрла чёрной ладонью лицо и призналась:
– Всё сделала, что могла, а проку нет. Не по мне дерево. То ли ослабела, то ли кто-то под руку толкает. Нет хода моей ворожбе, не примирить мне лихо, не успокоить, – старуха ещё помолчала и добавила:
– Не знаю, что вам и посоветовать... Разве что к полуночному колдуну послать...
– Эк ты сказанула... – потянул Ромар. – Где его искать, того колдуна? И есть ли он вообще? Сказкам о северном колдуне столько же лет, что и прародителю Лару. Если там где-то народ обитает колдовской
– то иное дело, а одинокого колдуна быть не может.
– Может, – строго прервала Йога. – Я вот, живу одна – и сам видишь, можется покуда. Так и он.
– Рассказывай, что о колдуне знаешь? – напрямую потребовал Ромар.
– А то же, что и все! – огрызнулась Йога. – Есть, мол в полуночных странах, за горами да за долами, неведомый волхв. Сидит он в пещере и на весь мир оттуда зрит. А дорога к пещере заговорённая, человеческой ноге туда пути нет. Но уж коли кто пройдёт заговорённой тропой и в глаза колдуну посмотрит, тот может что угодно просить, отказа не будет. Это ты хотел услышать, мудрый Ромар?
– Хочу услышать, зачем ты эту сказку помянула, – тихо произнёс Ромар.
– А затем, что не сказка это, а правда. Есть кто-то в полуночных горах. Зим тому пятнадцать матери ходили на север, искали, да ни с чем вернулись. Но колдовство там есть, это они за верное говорили. Усыпил их вражина при подходе, не пустил к своей пещере.
– Зачем ходили-то? – спросил Ромар.
– Помощи хотели спросить против вашей мужичьей власти. Затем и от рода ушли. Так и не нашли пещерника, но главное уяснили: не будет нам оттуда подмоги. Кто там сидит: зверь, человек али чудо подземное, но это не женщина. Женскую руку даже среди странных существ признать можно. Дело нехитрое, – Йога тряхнула пегими патлами и с вызовом спросила: – Ну, что теперь скажешь?
– Ничего, – Ромар вздёрнул обрубками рук. – Дорогу выспрашивать буду. А то дело старое, что о нём талдычить.
– Ишь, вьюн скользкий! – старуха вдруг улыбнулась, ощерив пару уцелевших чёрных зубов. – Дорогу ему... Ладно, расскажу дорогу. Только я сама там не бывала, так что не обессудь, ежели совру в чём. Отсюда пойдёшь на полуночь. Дорога холмами идёт, удобная, лес чистый. Только не шуми там, ну да сам знаешь, что в лесу с шумливыми бывает. Споро будешь идти, на третий день выйдешь к Болотищам. Место гиблое. Прежде текли реки, а потом туда пришла Слипь. Старается, бедняга, хочет земле прежний облик вернуть. Там я уже не бывала, но и с холма на Болотища глядеть – жуть забирает. Да ты меня слушаешь ли?
– Ты
– Болотища – хоть место мокрое, а стоит высоко; я ж говорю, прежде реки там были, а может – озёра, теперь уж не понять. Потом опять малая толика холмов будет, камень там из земли выпирает, а за ним – великий дол. Лес в нём нехоженый, местами, говорят, деревья так сплелись, что и ласка не проползёт. А может – врут, матери-то прошли. Дорога там прямая: как выйдешь к долу, поднимись на крайний холм. Оттуда увидишь гору, в ясную погоду её хорошо видать. Называется РытАя гора. Пещер в ней много, а в пещерах кости. Чьи кости – неведомо, среди живущих таких нет, ни людей, ни зверей, ни чудищ. На той горе матери долго быть не велели; только на вершину подняться. Оттуда видать другую гору. Имя у неё – БуйнАя гора. Пещер там нет, а нечисти хватает. Сумеешь уцелеть – с вершины увидишь Полуночные горы. Туда тебе и дорога. А уж как там искать – сам смекай; матери дальше не прошли. Но ворожба там могучая. Сам посуди: бессонных матерей усыпить. Ведь еле ушли оттуда. Там я тебе ничем не помогу – своим умом доходи. И найдёшь ли помощи, тоже не знаю. Но если не там, то больше негде.
– Спасибо тебе, – поклонился Ромар. – Постараемся справить дело как должно.
– Понял дорогу-то? – переспросила Йога.
– По-онял... – протянул Ромар. – Чего не понять... Вот пройти по этой дорожке – иное дело, а на словах понять не сложно.
Йога в задумчивости почесала бородавку под глазом, а потом, видно решившись, произнесла:
– Ну да ладно... попробую вам ещё пособить. Провожатого дам, – она зыркнула по лицам мгновенным взглядом и добавила: – Сына пошлю.
– Сына?.. – не сдержал удивления Ромар.
– Да, – подтвердила ведунья. – Всё равно он вас уже соследил, захочет догнать, так не уйдёте. Он где-то рядышком болтается, сейчас позову.
Йога по-особому засвистала сквозь зубы, скорее даже засипела что-то явно волшебное, потому что простым ухом этот звук и за полсотни шагов было бы не различить. Ответа тоже не последовало, но Йога зорко оглядела кусты и сказала:
– Идёт, горюшко моё. Так и есть, вас высматривал, далеко не уходил. А, да вот и он!
Раздвинув смородинные кусты, к избушке вышел парень. Был он молод, разве немногим постарше Таши, так что и волос на щеках ещё не начал пробиваться. Ростом сын Йоги тоже не вышел, а тело было даже не тощим, а восково-прозрачным, словно не осень на дворе, а разгар весенних голодов. Парень был бос, да и вся остальная одёжка была у него не по погоде: подбитая ветром безрукавочка, распахнутая на впалой груди и потёртые, мехом наружу, кожаные штаны. Голова не покрыта, руки пусты. Не то что оружия какого, но и лёгкой тростинки не было у него. Парень шёл небрежной походочкой, приволакивая ноги и чуть ли не извиваясь при ходьбе по змеиному. Этаким шагом выходит в круг знатный на всё селение танцор, лениво потягиваясь и изгибаясь, оглядывая собравшихся сонным взглядом, чтобы в следующее мгновение взорваться бешеной пляской.
Таши идущий не понравился с первого взгляда. И поза, и внешность, а всего более то, что он умудрился не замеченным подойти едва ли не вплотную.
– Ну, иди живей! – позвала Йога. – Вот ведь обормот, то ему людей подай, а как люди сами пришли, так он схоронился и глаз не кажет. Ох, горе мне с тобой!
Заморыш никак не отреагировал на ворчание матери, видно, давно привык и уже не обращал внимания. Он неспешно приблизился, улыбнулся, блеснув крепкими зубами, потом медленно поднял безоружную руку. И хотя рука была тонкой, чуть ли не прозрачной, какой и у девушки не встретишь, но Таши вдруг обдало жаркой волной, звериным чутьём он почувствовал смертельную опасность, исходящую от этого мирного жеста.