Черная мантия. Анатомия российского суда
Шрифт:
Миронов: «Вы подтверждаете свои показания, что «взрывной волны от взрыва вы не почувствовали?»
Адвокат Шугаев в ярости: «Хватит задавать такие вопросы! Это издевательство над потерпевшим!»
Миронов: «Вы подтверждаете свои показания в части, что на движение автомашины взрыв никак не повлиял?»
Дорожкин: «Нет. Не подтверждаю».
Миронов: «Тогда почему Вы лгали следствию?»
Вмешивается судья: «Миронов, Вы позиционируете себя как культурный человек, а вопрос формулируете бестактным образом. Из-за некорректности он снимается».
Миронов: «Почему Вы вводили следствие в заблуждение?»
Дорожкин: «По-моему, отличий нет».
Миронов: «Так Вы подтверждаете
Молчание в ответ.
Миронов: «Еще вопрос: возможно ли резко сбросить скорость четырехтонной машины с 70 до 40 километров без нажатия на тормоз?»
Судья Пантелеева: «Этих показаний у Дорожкина нет!»
Адвокаты защиты дружно протестуют, так как накануне именно эти слова слышали из уст Дорожкина.
Найденов: «Вы сейчас работаете в той же должности?»
Дорожкин: «Да».
Найденов: «Анатолия Борисовича возите?»
Дорожкин: «Вожу».
Найденов: «Вы в своих показаниях полностью независимы от Чубайса?»
Дорожкин: «Да».
Адвокат Закалюжный: «Почему в показаниях на предварительном следствии и в суде имеются расхождения в сроках использования автомашины Чубайса. Сначала говорили — один год, а позавчера — уже четыре года».
Дорожкин: «Это так следователь записал».
Судья растерянно и с укоризной: «Дорожкин! Вам не надо отвечать без моего разрешения. Вопрос снимается».
Закалюжный: «Возражаю!»
Яшин: «Как присяжные правду узнают?!»
Судья удаляет присяжных и предупреждает Яшина о нарушении порядка. Шугаев тут как тут: требует удалить Яшина из зала суда и расценивает объявление Квачковым себя потерпевшим, как давление на присяжных — это их может разжалобить. Адвокат Квачкова в недоумении: «Это же реплика на заявление Шугаева, что мы издеваемся над потерпевшими». Вклинивается вдруг Дорожкин: «Да вы каждый раз издеваетесь! Е-мое! Достали уже!» Все озадаченно примолкли, глядя на прослезившегося Дорожкина. Судья быстро переключает всеобщее внимание на очередной проступок защиты: «Господин Першин, Вы позволяете себе в суде совершать религиозные обряды — креститесь! Свои религиозные убеждения Вы должны совершать в ином учреждении!» В зале скользнула тень 37-го года. Скользнула и растворилась в судебной суете. Судья поставила вопрос об удалении подсудимого Яшина из зала.
Квачков: «Попытка удалить Яшина — это попытка суда пресечь объективное судебное разбирательство. Вы, Ваша честь, препятствуете объективному рассмотрению дела. То, что господин Дорожкин путается в своих показаниях, — это же очевидно. То, что он в течение двух лет обманывал и следствие, и суд, является косвенным свидетельством имитации покушения. Думаю, что возражение Яшина, выраженное в резкой форме, является ответом на Ваши неправовые действия, Ваша честь».
Судья: «Суд считает возможным не удалять Яшина, ограничившись предупреждением».
Присяжные возвращаются, суд продолжается.
Смертельный коктейль (Заседание третье)
Если кто думает, что суд — это место, где нудным голосом зачитываются скучные документы, он глубоко заблуждается. В наше время в нашей стране суд — это площадка политических споров, яростных дебатов, страстных речей, обращенных к ловящей каждое слово аудитории. Третье заседание началось именно в таком драматическом ключе. В этот день стороны защиты и обвинения предстали перед судьей без присутствия присяжных, чтобы обсудить процедурные вопросы, а именно — отвод судьи по требованию В. В. Квачкова: «Судья Пантелеева прямо или косвенно заинтересована в обвинительном исходе судебного процесса, все вопросы защиты снимает. И, главное,
При упоминании родного имени Чубайса адвокат Шугаев встрепенулся: «С чего Вы взяли, что вся Россия ненавидит Чубайса? Это не ходатайство об отводе судьи, это политическое заявление!»
Не упустил случая лизнуть Чубайса помощник Чубайса Крыченко: «Жаль, Квачков, что Вас не слышит моя девяносточетырехлетняя бабушка, которая является представителем многочисленной части россиян, которые не считают его тем, кем… не хочу даже здесь говорить».
Миронов: «Моя бабушка тоже любит моих начальников, Ваша честь».
Судья обрывает: «Здесь Вам не политический театр, Миронов!»
…В отводе судьи Пантелеевой судья Пантелеева подсудимому Квачкову отказала.
Пригласили присяжных. Продолжился допрос помощника Чубайса Крыченко, с «полным, — как он сам заявил, — средним образованием». Он был интересен не тем, что говорил, а тем, что пытался не сказать: «17 марта 2005 года утром я приехал на дачу Анатолия Борисовича. Подошел Анатолий Борисович. Сели в машину, поехали на работу, по дороге обсуждали с Анатолием Борисовичем служебные вопросы. Не доезжая до перекрестка Митькинского шоссе с Минским шоссе, справа от автомашины раздался взрыв, настолько сильный, что посыпались детали обшивки внутри автомашины. Спустя мгновение раздались удары, явно не снежки. Я инстинктивно пригнулся. Сначала я не поверил, что это был взрыв. Потом вспомнил эпизод в 99-м году, когда меня взорвали в Грозном, я тогда работал в ФСО. Мы доехали до Минского шоссе, я позвонил в приемную правления, сказал, что нас взорвали, но мы можем двигаться и едем в РАО. Кому-то звонил Анатолий Борисович. Я заметил, что машина двигалась странно. Оказалось, что у нее пробито колесо. Потом оказалось, что оно разломано. Я позвонил водителю Ленд-Крузера, чтобы он нас встречал. Тут мне водитель сказал, что у нас горит колесо. Мы остановились и пересадили Анатолия Борисовича в другую машину. Спустя время я осмотрел машину. Зрелище было удручающее. В стойке отверстия — аккуратно против моей голов ы. Капот пробит, а колесо — его практически не было! Нас спасла эта машина, если бы не она, вряд ли бы мы имели возможность здесь сейчас выступать».
Прокурор: «Какова реакция Чубайса на событие?»
Крыченко: «Волевая, мужественная реакция. Он понял, что нас взорвали. Он попросил меня узнать, живы ли ребята. Я связался с правлением, и они через руководство ЧОПа узнали, что живы. Хотя у них были проблемы».
Прокурор: «Личную охрану Чубайс имел или нет?»
Крыченко: «В таком виде, как это принято было, — нет, не имел».
Прокурор: «Было ли сопровождение вашей машины раньше?»
Крыченко: «Я не смотрел».
Прокурор: «Удары о дверь были до взрыва или после?»
Крыченко: «После взрыва. Если вы сидите в замкнутом пространстве, вы ничего не слышите, а потом удары — цок, цок, цок…».
Прокурор: «Что это было — продукты взрыва или выстрелы?»
Крыченко: «Думаю, что это был смертельный коктейль. Я запомнил — капот, лобовое стекло и дырку от пули».
Прокурор: «Получили ли Вы телесные повреждения?»
Крыченко: «Телесных повреждений я не получил. В состояние нервного возбуждения я стал входить, когда начал понимать, что мы были на волосок от смерти. Это состояние давало потом периодически о себе знать».