Чёрная нить
Шрифт:
Что ж, танглеевская крыса могла и раньше передать огневикам вести о посланных на разведку океанидах.
– Благодарю за сведения. – Глен учтиво поклонился.
Сознаться, только ныне в голове укоренилось постижение, что он взирает на древнюю вырожденку. И чем пуще она мрачнела, тем чаще он подавался к ней, подстегиваемый незримым кнутом.
Впервые они повстречались в смутную пору. В разгар вспыхнувшей в лесу Барклей борьбы за власть. По воле злого рока Эсфирь затянуло в круговерть интриг и кровавых распри, не щадивших ни разум, ни плоть. В то
Но позже истина всплыла на поверхность. Когда Эсфирь покинула Барклей, вскрылось, что она – воплотившийся миф, без прикрас. Эреба-гемера. Плод страсти древних существ, бытовавших на земле задолго до пришествия ныне живущих. Согласно одной из легенд, на соплеменников Эсфирь обрушилась кара Тофоса и Умбры. Боги наказали эребов и гемеров за нескончаемые войны и разрушения и заперли в неведомых чертогах.
Кто вызволил Эсфирь? Как? С какой целью? К прискорбию, Глен до сих пор не располагал ответами на многие вопросы.
– Не сочтите за дерзость, милая леди, – он передёрнул плечами, пытаясь избавиться от волнения, – но могу я выведать, где вы проживаете?
– То тут, то там. – Эсфирь уже сидела на снегу у водицы и расчесывала пальцами слипшиеся кудри.
– Ваши крылья окрашены. Рога вы прежде скрывали за платком. Вы бродите по ночам, чтобы не привлекать внимания. Вестимо, живёте в тени и…
– А как иначе? – Эсфирь посмотрела на Глена как на умалишенного. – Да, я стараюсь не высовываться. Я…
Она с опаской глянула на Лин и едва слышно пролепетала:
– Я вырожденка. В прошлом все так и норовили потыкать в меня клинками! Ну или использовать! Слухи обо мне сведущие уже доверили ветру, и он разнёс их по миру. А я жить хочу! Даже сейчас, беседуя с тобой, я рискую!
– Я не желаю вам смерти, – твердо заявил Глен.
– Может быть. – От Эсфирь повеяло теплом. Но оно вмиг улетучилось, подавленное тревогами. – Мы едва знакомы. Как много тебе известно? Что ты знаешь обо мне? Владыка Антуриум…
– Поведал обо всём, – докончил Глен. Чёрные глаза манили и увлекали его на дно, как разверзнувшиеся бездны океана. – Доверил сведения о вас мне, Малахиту и Аспарагусу. Вы Древняя. Эреба-гемера. И я, вопреки гласу рассудка, решил отбросить сомнения и просить вас принять мою помощь и опеку. Прошу вас, Эсфирь… Заклинаю, идёмте со мной. Вырывайтесь из тисков страха и одиночества, ибо я готов протянуть вам руку. Опирайтесь! Отец мой не посмеет пролить вашу кровь, клянусь честью! Сестрица моя рассудила верно – у меня пред вами долг жизни. Да поразит меня Умбра в самое сердце, ежели речи мои осквернены ложью!
Эсфирь прыснула в кулак.
– Я давно с тобой не разговаривала, – с горькой усмешкой вымолвила она. – Уже и забыла, как красиво ты умеешь говорить. Знаешь, если бы все существа умели говорить столь же ладно и складно, мы разучились бы отказывать. Я была рада повидаться, Глен, но… Веришь, когда я слышу слова «идёмте со мной», мне хочется улететь подальше. Может, так совпало, конечно, но в моей жизни они извечно влекли за собой неприятности.
– Эсфирь…
– Ежели я пойду с тобой,
Услыхать из уст Эсфирь слово «дерьмо» было равносильно падению солнца на землю. Глен малость опешил. Уже вздумал кивнуть и возвратиться к собратьям, но только перехватил чёрный взгляд, и словно ветер сорвал остатки потрёпанных парусов – оковы стойкости обратились снежной пылью. Глен упал на колено. Склонил голову, как жертва перед палачом.
– Глендауэр!.. – Эсфирь вскочила.
– Оно уже приключилось, – возвестил Глен. – И вы в том не повинны. Не торопитесь. Умоляю, поразмыслите над моим предложением ещё разок.
Глава 3. Катартирио
– Я не пойду с тобой, – отозвалась Эсфирь.
И Глен уважил её выбор, подогретый страхом за жизнь и нежеланием ввязываться в сквернопахнущие истории. Подозвал Лин – и вскоре они скрылись за заснеженным холмом.
Побитые морозом листья прошелестели. Ветви заскребли друг о друга, приветствуя залетевшие погостить ветра. Те выдули из Эсфирь остатки сил, и она как подкошенная упала на валун. Одиночество царапнуло сердце когтистой лапой. Вдруг сделалось тягостным и неправильным.
Может, Эсфирь следовало пойти с Гленом? Может, стоило ответить согласием на столь пылкие упрашивания? Хотя она бессовестно солгала бы, сказав, что они не вгоняли в краску и недоумение. Нет, Глен и прежде вёл себя чудаковато. Но в былые дни они всего разок беседовали с глазу на глаз. Или?.. Да! Всего разок.
Честно, если бы Эсфирь не знала, что океанидам чужды сладострастные привязанности и побуждения, рассудила бы, что сын Дуги ею… околдован? Увлёкся? Ни с того ни с сего. Глупость какая, ну! В его речах и раньше таился мёд. Правда, Глен не падал на колени. И уж тем более не производил впечатление юноши, который готов пожертвовать честью ради блага малознакомой и опасной вырожденки.
Странно… Эсфирь не призывала чары очарования. Может, просто приняла желаемое за действительное? В конце концов, она всегда чувствовала связь с Гленом и его названным братом Олеандром. Порой чудилось, что к первому от неё протягивается чёрная нить, ко второму – белая. Белую Эсфирь даже сшивала из чар, чтобы связать Олеандра с собой и провести в обитель духов.
Точно. В ложных выводах повинны пустые домыслы. Эсфирь просто позволила себе поверить, что и братьев влекут к ней схожие ощущения. Хотя Олеандра к ней и правда влекло. В прошлом ей пришлось отказаться от него. Расставание с ним далось тяжело. Их разлучили не по её воле. Но по своей воле Эсфирь решила не противиться желанию владыки Антуриума – отца Олеандра. Антуриум напрямую заявил, что не видит сына рядом с Эсфирь.
Олеандр…
Имя серебряным колокольчиком прозвенело в сознание и пустило по телу дрожь взволнованности. Перед внутренним взором возникло лицо цвета корицы с колючими малахитовыми глазами. Время так и не выжгло его из памяти, только примирило с неизбежной разлукой и болью потери.
Как давно Эсфирь не видела Олеандра? Где он? В Барклей? Женился и радуется жизни?
Уныние невзначай подкралось и приобняло Эсфирь своими крыльями. Но она тут же заперла пущенные на волю чувства и слабости.