#черная_полка
Шрифт:
– Да. Да, заключение заберу. Э-э-э, да. Есть. Что делать?
«Ох, майор, лучше бы ты дверь закрыл и сразу домой пошел!» Женя дубасила по клавишам, дописывая заключение, стараясь заглушить неприятное ожидание. Сейчас начнется: «Гражданка Холодивкер, присаживайтесь, поговорим…»
– Евгения Валерьевна, еще несколько минут вашего внимания. Давайте присядем.
– Я вообще-то сижу. Как вы смягчились-то сразу, стряслось что?
– Вы опытный работник, – с нажимом начал Рыльчин. – Мне о вас сказали: самый лучший наш судмедэксперт. Это вне всяких сомнений. – Его тон вдруг
– Майор, я начинаю за вас волноваться. – Женя смерила его взглядом. – Что-то вы раскраснелись! Водички? Мы тут хорошо знаем, что бывает от повышенного давления. Может, оставим эту неловкую прелюдию? Перейдем к делу, у вас же дело ко мне, правильно?
– Душа моя, Евгения Валерьевна, дело-то у нас с вами общее. – Рыльчин опять стал благодушным. – Охранять спокойствие граждан нашей родины. Спокойствие!
Женя нахмурилась, но Рыльчин продолжал:
– Следственный комитет все бумаги проверяет, ну как полагается, когда труп известный, обычная история. Дело мы как бы не возбуждаем…
– Это как это «как бы»?
– Оснований никаких нет. Вот никаких. Труп наш – человек пожилой, уважаемый, в авторитете. Культурное сообщество взбудоражено, международная общественность волнуется, пресса набежала, то, сё. На виду, значит. К нам пристальное внимание. А мы им тут – укол неизвестного происхождения.
Рыльчин замолчал, сглотнул. Почесал подбородок. «Нет, майор, еще давай аргументы! Так просто не отделаешься!» Женя безучастно смотрела на собеседника.
– Вот отчего оно всегда так, – был вынужден продолжить Рыльчин. – Как большой человек, так возле него криворукие дурни? Например, был Иван Грозный, а при нем Малюта Скуратов. Вот еще Сталина возьмите – великий лидер, мир спас, а при нем такие бездари: Берия, Ягода. Всегда помощнички дело портят. И вляпываешься ты в историю, как сволочь, хотя и не виноват совсем. Да-а-а, вот так и гибнет репутация…
– Это вы сейчас о ком? – Холодивкер изобразила вежливый интерес.
– Да вот наваляли ваши прозекторы, труп попортили, а вы, Евгения Валерьевна, теперь вынужденно их покрываете и выводы всякие притягиваете. Как мне вам помочь, дорогая Евгения Валерьевна? Я готов, да ума не приложу. А ведь раздуют! Пресса же теперь везде нос сует. Ну с чего бы укол? В квартире чистота, следов драки или ограбления не имеется. Так пишем «по естественным причинам»? Хорошо?
– Майор… как вас?
– Анатолий Сергеевич.
– Анатолий Сергеевич, я тоже очень хочу вам помочь…
– Ну и славненько! Значит, «по естественным…».
– Ага! Вы сейчас естественно встаете и естественно покидаете наше учреждение, чтобы в следующий раз прибыть сюда в строго отведенный богом срок. Искренне желаю, чтобы не скоро. А я остаюсь исполнять мои профессиональные обязанности.
Холодивкер аккуратно выложила из кармана на стол маленький диктофон, на который обычно начитывала протоколы осмотра тел.
– Или включаем?
Рыльчин поджал губы и покачал головой.
– Э-э-э, Евгения Валерьевна, не осознаёте вы! Не понимаете всей меры ответственности. Вы же не
Холодивкер потянулась к принтеру, достала свежеотпечатанные страницы, подписала в двух местах, смачно стукнула штампом и протянула Рыльчину.
– Рада была видеть!
Рыльчин так весь и подобрался, словно его ударили по щеке. Хотел зло ответить, но сдержался с видимым усилием. Взял заключение, скомкал, как будто намереваясь выбросить, и быстро вышел, не прощаясь.
«Эх, сразу надо было включать запись!» Женя потянула из кармана пачку сигарет, но в этот момент в комнату заглянула Зинаида Петровна.
– Ты бы пообедала, Жень? С утра сидишь, головы не поднимаешь.
– Не хочу, Зинуль, вот поверишь, совсем!
Женя была вынуждена признаться себе самой, что этот тип из «Пресненского» испортил ей настроение. Страха не было – только горькое чувство, что ты работаешь зря. Что истина никому не нужна. Равнодушие – вот главный диагноз, что бы там в учебниках ни писали и ни говорили на конференциях. Она сидела за столом и смотрела прямо в стену, выкрашенную в «убедительный зеленый» – ремонт, который они с коллегами сделали сами, избавляясь от штатного синего, который в свете галогеновых ламп становился практически черным. Все-таки случались моменты, когда она жалела, что выбрала эту профессию.
Нет, здесь не равнодушие. Злой умысел, в итоге заключила она.
Майор Рыльчин за рулем машины быстро набирал на телефоне сообщение: «Нужен другой СМЭ. У этой без шансов».
Инга проснулась от холода. Поискала глазами будильник, смогла рассмотреть только часовую стрелку – одиннадцать. От боли закрыла глаза. Виски резало острыми спазмами, в животе болело и справа, и слева. Ледяной воздух с улицы вместо свежести вызывал жар.
Сколько же мы вчера приняла?
Инга откинула одеяло и увидела, что завалилась спать в штанах.
Ну и ладно, одеваться не надо. Вставай, пьянь безработная. Тебя ждут великие дела, и первое на сегодня – борьба с похмельем.
Если сейчас не позавтракать, то через час отравленный алкоголем организм почувствует недостаток серотонина, и мозг зальют отвратительное чувство стыда и депрессия. Не самое лучшее начало для новой жизни – без редакции и без работы. Она встала, прошла босая на кухню, постояла на холодных плитах, прижалась лбом к стеклу.
Сделала себе кофе.
Это не головная боль, это раненое самолюбие.
Вчера из офиса «QQ» они вышли вместе – Инга Белова и Олег Штейн – опальные журналист и фотограф, уволенные одним днем без права на обжалование. Не говоря друг другу ни слова, пошли в бар «Унесенные ветром». Долго молчали под грохот музыки, несущейся с танцпола.
– Мы не безработные, мы – фрилансеры, – сказал Олег, когда в нем уже было минимум сто пятьдесят односолодового.
– Фрилузеры мы, а не фрилансеры. Тебе теперь только в папарацци. Будешь подлавливать селебриков без трусов или под кайфом.