Черная река

Твелв Хоукс Джон

— Я только хочу знать, что прочел мой отец.

Переглянувшись, монахини вроде пришли к общему решению. Сестра Морин поднялась и подошла к комоду.

— В часовне есть свечи, тебе понадобятся спички. Когда войдешь, обязательно закрой за собой дверь, иначе ветер задует пламя.

Габриель встал, застегнул куртку и вышел.

Светили звезды и молодой месяц. Ночью хижины напоминали курганы царей бронзового века. Габриель прошел мимо обшей спальни и хижины, которая называлась кельей святого и где жила матушка Блэссинг — в окнах второго этажа виднелось слабое голубоватое

свечение (похоже, у аббатисы имелся при себе компьютер с выходом в интернет через спутниковый телефон).

Спустившись на нижний уступ, Габриель вошел через незапертую дверь в часовню. В помещении царил кромешный мрак. Странник зажег три большие восковые свечи, и они загорелись тусклым желтым пламенем.

Размерами и формой алтарь напоминал небольшой комод; на крышке был установлен деревянный крест. Корпус покрывала резьба: русалки, морские чудовища и человек, у которого изо рта растет плющ. Встав перед алтарем на колени, Странник заметил щель, обозначающую очертания среднего ящика, но не увидел ни защелки, ни ручки. Нажав и подергав за каждое изображение языческих тварей, Габриель готов был сдаться, потому что ни одно из них не открыло ящик. Он хотел уже вернуться в хижину-кухню, чтобы спросить, что делать, но решил напоследок проверить крест. Потянул его на себя… и крышка открылась.

Габриель достал книги: латинский словарь и потрепанный учебник латыни для начинающих, а еще блокнот, исписанный мелким, убористым почерком отца. Точно таким Мэтью по утрам составлял список покупок, когда семья жила на ферме; Габриель с Майклом спозаранку прибегали на кухню проверить — а вдруг родители решили купить к ужину конфеты или другое лакомство.

Приблизив записную книжку к свече, Габриель начал читать о путешествии святого в Первое измерение: « На четвертый день после Вознесения душа моя, покинув тело, спустилась в проклятое место».Габриель перевернул страницу, стараясь читать как можно быстрее: «Там обитают демоны в обличье людей; живут на острове посреди черной реки. Свет исходит от огня…».Слово «огня» отец зачеркнул, исправив на: «…свет исходит от пламеней, а солнце скрыто».

На последней странице Мэтью подчеркнул несколько строк: «Ни веры, ни надежды. Но Божьей милостью я нашел черную дверь, и сквозь нее моя душа вернулась».

Габриель просмотрел иллюстрации в книге двенадцатого века: Колумба изображался в белой рясе; вокруг головы сиял золотой нимб. Но в этом аду не было ни демонов, ни дьяволов, только люди в средневековой одежде, с мечами и копьями. Святой наблюдал из-за разрушенной башни за тем, как они убивают друг друга с необузданной жестокостью.

Скрипнула дверь, и Габриель обернулся. В круг света вошла темная фигура. Майя. Она куталась в черный монашеский покров. По примеру матушки Блэссинг, девушка несла меч открыто — без футляра, — перекинув ремень через грудь; из-за левого плеча торчала рукоять.

— Книгу нашел?

— Да, и не только. Мой отец перевел текст. Думаю, хотел узнать, как

святой Колумба путешествовал по Первому измерению, а после отправился туда сам.

По лицу Майи пробежала тень боли. Как всегда Арлекин поняла, к чему клонит Габриель.

— Твой отец может быть где угодно.

— Нет, я точно знаю: он в Первом измерении.

— Но тебе туда идти не нужно. Тело твоего отца в этом мире. В конце концов и дух вернется.

— Снова под опеку матушки Блэссинг? — усмехнулся Габриель. — Это вряд ли.

Покачав головой, Майя принялась расхаживать по комнате.

— Я знала ее еще ребенком. Только в последнее время она стал такой злобной, презрительной…

— А усердствовать в деле убийства она тоже стала только в последнее время?

— Я всегда благоговела перед ее храбростью и красотой. Все еще помню, как однажды нам пришлось отправиться на поезде в Глазго — совершенно неподготовленными, — и матушка Блэссинг не надела ни парика, ни чего другого, чтобы изменить внешность. Мужчины смотрели на нее — их тянуло к ней. Но в то же время они чувствовали исходящую от матушки Блэссинг опасность.

— И этим ты восхищалась?

— Прошло много времени. Теперь я пытаюсь найти собственный путь. Я не гражданка, не трутень… но и не Арлекин.

— Кем же ты хочешь быть?

Майя встала перед Габриелем, пытаясь скрыть эмоции.

— Я только не хочу быть одна. Арлекины могут заводить семьи, рожать детей, но ни к кому не привязываются. Однажды отец показал мне мой меч, сказав: «Он — твоя семья, твой друг и любовник».

— Помнишь, как мы с тобой вчера сидели на скамейке и смотрели на океан? — Габриель положил руки ей на плечи. — Ты сказала, что будешь оставаться рядом со мной, несмотря ни на что. Для меня это многое значит.

Они говорили, а слова текли сквозь холодный воздух. Все вдруг преобразилось: мира не стало — не стало часовни и острова. Были только Майя и Габриель, вдвоем, одни. Странник заглянул в глаза Арлекину и увидел, что Майя больше не прячется, что в глазах у нее — только искренность. Габриель с Майей соединились, и не было уже Странника и Арлекина. Были Майя и Габриель, вдвоем, одни.

Ветер бился в дверь часовни, будто испытывая ее на прочность. Габриель поцеловал Майю. Та отстранилась. Вековая традиция была нарушена, отметена, как клочок бумаги — в огонь. Желание затмило все мысли. Барьеров более не осталось.

Бережно сняв ножны с мечом, Габриель отнес их на скамью. Вернулся, убрал с лица Майи волосы, поцеловал ее еще раз. Майя чуть отстранилась — на этот раз мягче. Прошептала Страннику на ухо: «Будь со мной, Габриель. Прошу, будь со мной…»

21

Часом позже они все еще лежали на холодном полу часовни, укрывшись покровом, полуодетые. Майя чувствовала, как теплая кожа Габриеля касается ее грудей. Лежать бы так вечно. Габриель обнимал ее, и впервые Майя ощущала, будто защищают ее, а не она. Сейчас она — женщина и возлежит с любимым. Однако сущность Арлекина никуда не ушла — лишь затаилась, подобно призраку в темном доме.