Черная роза
Шрифт:
– Да, я знал.
– Вы сделали заявление об этом куда следует?
– Мне и в голову не пришло.
– Но что-то вы все-таки сделали? Ведь речь шла о жизни вашей родной сестры, не так ли?
– Конечно. Я кое-что сказал ему.- Дуба ткнул большим пальцем через плечо в направлении, где лежал убитый, пока его не увезли в морг.- «Слушай, бездельник,- сказал я,- если с моей сестрой Маргит что-нибудь случится, я переломаю тебе кости, понял?»
– Вот это уже нечто похожее на признание!
– Никак нет, прошу прощения, это не признание. Потому
– Откуда вы знаете, что его закололи?
– Так сказал тут один офицер из милиции. Кёвеш не стал настаивать.
– Хорошо, не будем считать это признанием. Еще вопрос: вы упомянули, что ваш зять был членом производственного кооператива. А несколько позже заявили, что он принадлежал к числу самых заклятых его врагов. Не считаете ли вы, что в ваших утверждениях есть не которое противоречие?
– Считаю, и, если угодно, могу его объяснить. Они сидели на скамье вполоборота друг к другу.
– Прошу вас.
– Мой покойный зять в годы первой коллективизации, в пятидесятом году, поклялся: лучше в гроб, чем в кооператив! Этот дом вместе с садом - всего один
хольд - купил я еще в последний год войны. Покупка была случайной. У прежнего владельца, корчмаря Адольфа Зильберфельда, еврея, отобралп патент. Вот он и продал корчму. И как назло, только я выплатил ему последний взнос, его забрали нилашисты. Я часто думал потом: подожди я немного - усадьба досталась бы мне даром. Ну, да нет, худа без добра. Наш собственный, родовой надел бы в другом селе. Его обрабатывал покойный Шайго. Когда наш участок включили в кооперативное поле, зять отказался вступить в члены кооператива, отказался и от компенсации землей в другом месте. Он дал клятву, что никогда не вступит в ряды тех, кто лишил его смысла жизни - собственной земли.
– Красиво выразился, ничего не скажешь!
– Кто, он? Да, мой зять умел выражаться. Те несколько лет, пока он работал на своей земле, превратили его в убежденного собственника. Он даже забыл, что это мы приняли его, голь перекатную, в свою семью, на нашу, на готовую землю. Тогда я ему сказал: «Давид, если нет другого выхода, поезжай и бери мой хутор (то есть вот эту бывшую корчму), как-нибудь перебьетесь». Да и мне лучше, все-таки не чужие будут там жить. Дом на отшибе, арендатора не найдешь, жить в нем с детишками и вовсе невозможно. Все шло хорошо, пока не появился в селе этот, как его, новый председатель. Не успели мы оглянуться, как наш Давид подписал бумагу о вступлении в кооператив. Тайком, даже собственной жене Маргит не сказал ни слова. Видимо, стыдился, что клятву не сдержал. А выяснилось это просто: уходить стал из дому каждый день рано, возвращаться поздно.
Правда, и раньше он вел себя не очень красиво. Как бы это вам объяснить? Например, как-то раз я доверил ему откорм. Заключил договор, купил скотину, фураж тоже мой. В общем, мои заботы, его работа, только и всего. А что из этого вышло? Как бы это выразиться… Облапошил он меня. Но я разгадал.
– Если так, вы должны были радоваться, что ваш зять вступил в кооператив и его приняли.
– Скажу откровенно,
– Его исключили? Плохо работал?
– Нет. Насколько мне известно, у него возникли принципиальные разногласия, с руководством.
– Принципиальные? Очень интересно!
– Ага, из-за одной женщины. Эта женщина пользовалась дурной славой, а ее хотели принять в члены кооператива. На общем собрании мой зять выступил против, и не один. И все-таки ее приняли. Тогда Давид сам подал заявление и вышел из кооператива.
– И чем же он стал заниматься?
– Он познакомился с Таподи, главным агрономом, который скупал и выхаживал племенных лошадей. Шайго работал на него, а потом… Кстати, если вы подозреваете в убийстве человека, у которого есть мотоцикл, займитесь Таподи, потому как Шайго сыграл с ним однажды скверную шутку!
– Скажите, зачем ваш зять хотел отравить свою жену?
– Чтобы от нее избавиться.
– Но ведь он долго жил с ней. Почему именно теперь?
– Из-за другой женщины. Он втюрился в одну бабу. А та - многодетная мать. Очевидно, хотел хозяйкой привезти ее сюда, па хутор.
– Как звали эту женщину?
– Какую эту?
– Многодетную мать.
– Ее звали Анна Тёре.
Майор Кёвеш вынул записную книжку. Он не хотел забыть это имя или, чего доброго, перепутать. Но уж если фиксировать одно имя, надо выяснить и второе.
– Так. А как зовут ту, первую, из-за которой он вышел из кооператива?
Дуба рассмеялся.
– Извините, прошу покорно. Только сейчас мне пришло на ум. Ту, первую, тоже звали Анна Тёре.
– Любопытный случай.
– И даже очень. Особенно если принять во внимание еще кое-что. Мой дорогой зять Давид Шайго не раз заявлял во всеуслышание, что он женится на Анне Тёре, как только умрет его супруга Маргит. А умрет, мол, она скоро.
Кёвеш помолчал, затем сделал знак шоферу. Тот понял и пошел к машине.
– Возможно, господин бывший прапорщик, вы нам еще понадобитесь. Поэтому предупреждаю, постарайтесь не отлучаться надолго из дому.
– Но ведь я рассказал вам все, что мне известно! И кроме того, как бы это выразиться, я должен отправиться в деловую поездку по поручению предприятия,
где я…
– Ничего, от поездки пока воздержитесь.
– Я готов ответить на любые ваши вопросы, в любое время, хотя бы сейчас. Но мне хочется знать…
– Если хочется, могу ответить. Возможно, нам придется вас арестовать.
Дуба словно лишился языка.
Кёвеш наблюдал, какой эффект произвела его последняя фраза. Он спросил:
– Вы помните фамилию председателя кооператива?
– Гудулич.
– А имя? Не Геза, случайно?
– Да, Геза.
Майор вздрогнул от удивления.
13
– Именем закона! Гражданин, следуйте за мной. Гудулич обернулся. Он не сразу узнал Кёвеша, но тотчас понял, что это шутка, и улыбнулся.