Чёрная Тень
Шрифт:
Наконец, Крессия остановилась передо мной.
— Ну что, Келлен, не томи. Кто прав? Какой предмет ты стал бы изучать, если бы тебя приняли в Академию?
Все конкретные ответы представлялись мне бесполезными, и поэтому я дал единственно возможный.
— Тот, о котором ты думаешь, — сказал я. — И который еще никто не назвал.
В комнате воцарилась тишина, все ждали, затаив дыхание.
Проклятие, иногда в мою голову приходят гениальные идеи.
Улыбка Крессии озарила комнату.
— Я так и знала, — она ткнула
Толлер простонал:
— О Марсий, бог войны, сделай так, чтобы мне не пришлось дружить с будущим философом.
Линди подозрительно всмотрелась в меня.
— Философ сидит у себя в кабинете, а у него загар путешественника.
— Я, наверное, ближе к натурфилософии, — сказал я.
Она перевела взгляд на мою челюсть.
— И у него синяк. Даже несколько.
Я не знал, как это объяснить, и не стал даже пытаться.
— Иногда людям нравится меня бить.
Толлер фыркнул.
— Ха! Ладно, вот теперь я верю, что он действительно будущий философ.
Я засмеялся вместе со всеми, и следующие два часа я слушал, рассказывал истории, шутил, снова слушал и даже размышлял о будущем с людьми, которых видел первый раз в жизни — с ребятами, которые жили, учились и которые пойдут по жизни самыми разными путями. Я почти забыл, зачем я туда вообще пришел, но в конце концов я понял, что уже разузнал все, что мог. А еще я заметил за дверью Берена Трайна, который всячески старался оставаться незамеченным. Получалось у него не очень.
— Мне пора идти, — сказал я.
Кто-то скорчил рожу, а Линди сказала:
— Бу!
— Но ты же хочешь поступать в Академию, да? — спросила Крессия. Она снова ткнула меня пальцем в грудь. — Мы с коллегами решили, что ты достоин присоединиться к нашему блестящему обществу, философ Келлен. Конечно, тебе придется пообещать соблюдать одно правило.
— Какое же?
Она наклонилась и шепнула мне на ухо:
— Никогда больше не делай меня марионеткой в твоем кукольном спектакле.
27
ПОДСЛУШИВАЮЩИЕ
— А вы, кажется, завели себе друзей, — сказал Берен, когда мы шли по коридору к центральной лестнице. Он так и не сказал, зачем пришел и куда мы направляемся. — Что вы думаете о наших студентах?
Вопрос был вполне невинный, но по прищуренным глазам и напряженному взгляду Берена я понял, что это не праздное любопытство. Может, он хотел разведать, что я узнал об их отношении к Сенейре? Или о том, что они говорят об Академии? Я решил изображать дурака — это я умел и без штучек Фериус.
— Они вроде ничего, — сказал я.
Мне показалось, что вид у него слегка разочарованный, и
— Эти молодые люди — будущее, Келлен.
— Чье будущее? — спросил я.
Он указал на мозаику на высоком сводчатом потолке над центральным входом, где из тысяч крошечных изразцов была выложена цветная карта континента.
— Скажите мне, что вы видите и чего не видите.
Хотя над мозаикой, несомненно, потрудился художник, это была самая обычная карта, разве что Семь Песков располагались почти в середине, чуть-чуть сдвинувшись на северо-запад, и белая башня, изображавшая Академию, оказалась точно в центре. Но что плохого в том, чтобы в собственном здании Академия оказалась центральной точкой на карте? Даже если это слегка претенциозно. Догадываясь, что увидеть я должен был что-то другое, я продолжал всматриваться, пока не заметил, чего там не было. Все крупные страны были отмечены: и Дароменская империя, и теократия Берабеска, и Оазисы джен-теп, но располагавшиеся между ними Семь Песков были не подписаны.
— Каждая территория — суверенное государство, — сказал Берен, — со своей культурой, своим правительством. Все, кроме нашей. Даже наши соседи держат Семь Песков за безлюдную пустыню, которую они могут грабить, как им вздумается. Они считают нас просто частью приграничья, — он вошел в широко открытые двери и поманил меня. — Даже в моей собственной Академии я не могу написать название своей страны на карте из страха, что это вызовет дипломатический скандал.
Сенейра говорила мне что-то подобное, когда мы только приехали в Телейдос.
— Так как вы можете это изменить?
— Я не могу, — ответил он. Мимо нас прошла группа студентов, и каждый кивал ему, почтительно приветствуя ректора Академии. Берен поймал мой взгляд и улыбнулся. — А они могут.
Мы вышли на улицу; он обернулся и снова посмотрел на главную башню, его лицо выражало восхищение, словно он видел ее впервые в жизни.
— Самые могущественные семьи на континенте отправляют сюда своих детей, Келлен. Даром, Берабеск, Гитабрия, даже несколько джен-теп… может, богачи и смотрят на мою страну сверху вниз, но они не смотрят сверху вниз на мою Академию!
Я не мог и мечтать, чтобы великие дома и кланы учили здесь своих детей, но я начал понимать, чего хотел добиться Берен.
— И пока они здесь, они не только общаются друг с другом, они знакомятся с жизнью Семи Песков.
Берен усмехнулся и похлопал меня по плечу.
— Точно. Они узнают, что наши дети — не какие-то немытые деревенские увальни, про которых им рассказывали, а личности, такие же как и они, — которые также могут иметь выдающиеся интеллектуальные способности и лидерские качества.