Черная вдова
Шрифт:
Кроме календарей, бог весть каким путем оказавшихся, в ней не было ни рубля.
Сбивчиво, находясь почти в истерике, Орыся стала объяснять, что действительно ходила в сберкассу и сняла с аккредитива все деньги.
– Давай подробно: как ты туда добралась, что именно делала и каким образом вернулась домой!
– потребовал грозно профессор.
Он восседал на стуле в позе беспощадного судьи.
Орыся попыталась восстановить в мельчайших деталях свой поход за деньгами.
– А, может, это - кассирша?
– высказала она свое предположение.
– Что - кассирша?
–
– Ну, понимаешь, я сразу заметила: глаза у нее странные. Прямо как у гипнотизера! Может, она того, загипнотизировала меня и вместо настоящих денег подсунула вот это?
– схватилась за последнюю соломинку Сторожук, потому что совершенно не могла себе представить, каким образом радужные сторублевые банковские билеты могли превратиться в ничего не стоящие бумажки.
– Нет, ты понимаешь, что ты говоришь?
– покачал головой профессор. Это ведь полная чушь! Ребенок, и тот не додумался бы до такой глупости!
– Но куда же они могли деться?!
– Орыся в отчаянии заломила руки.
Скворцов-Шанявский встал, прошелся по комнате.
– Кто-нибудь заходил к нам?
– остановился он возле Сторожук.
– Никого посторонних, - заверила она.
– Вадим приезжал обедать. Я пошла к Элефтерии Константиновне, принесла ему голубцов.
– Та-ак, - протянул Валерий Платонович.
– Значит, какое-то время Вадим находился в доме один.
– Он помолчал, подумал.
– Ты говорила ему о деньгах?
– Зачем?
– вопросом на вопрос ответила Орыся и, вспомнив, добавила: Да, потом заходил Жоголь. Попросил разрешения позвонить в Москву. Чтобы не мешать, я вышла в сад.
Услышав имя Жоголя, Скворцов-Шанявский помрачнел.
"А может быть, пропажа этих пятидесяти тысяч сродни тому, как исчезли в Средневолжске наследственные драгоценности ярцевской жены?" - мелькнуло у него в голове.
– Значит, Ленечка тебя навещал, - процедил сквозь зубы Скворцов-Шанявский, чувствуя, что внутри у него все закипает.
– И опять в мое отсутствие... Ну-ну! Вот кобелина! Впрочем, ты не лучше! Сука!
Орысе показалось, что профессор замахнулся. Резко оттолкнувшись от пола, она вместе со стулом отскочила назад. Стул упал. У Орыси потемнело в глазах - не дай бог ударит, тогда...
– Ты сам... сам!
– гневно бросила она в лицо профессору.
– Кто заставлял меня крутить шуры-амуры с твоим Жоголем? Кто?! Чуть ли не укладывал к нему в постель! Между прочим, твой Ленечка оказался благороднее тебя! Да, да, в тысячу раз порядочнее! Так, поиграл в поддавки, позлил тебя, и все!
Валерий Платонович сжал кулаки, подался вперед, но сдержался. Последние слова молодой женщины произвели действие - он, кажется, справился с приступом ярости.
Воспользовавшись этим, Орыся поспешно пересказала, что сообщил ей Жоголь о своем сыне и его странной записке. Валерий Платонович не слушал. Его мучил вопрос: где взять деньги?
– Позор!
– семенил он по комнате.
– Я дал слово, соображаешь, слово дал, что верну сегодня долг!
– Попроси обождать, - осторожно сказала Орыся.
– Ну, несколько дней.
– Да это хуже, чем... чем...
– вскричал профессор, но
Орысе стало жалко его. В таком положении Скворцова-Шанявского она еще не видела. И еще мучило, что всему виной она.
– Валерий, - сказала Орыся мягко, - ты же все можешь. Ну, позвони, пойди...
– Куда?
– перебил он ее.
– К кому?! Вот если бы в Москве...
– Он хотел еще что-то сказать, но, передумав, махнул рукой и вышел, хлопнув дверью.
Оставшись одна, Орыся некоторое время сидела в оцепенении. Потом, словно очнувшись, зачем-то собрала разбросанные по полу листки календаря и сложила их в индийскую сумочку. А в голове лихорадочно билось: куда исчезли деньги, кто подменил их, где?
"Вадим?.. Жоголь?..
– размышляла она.
– Не может быть. Шофер профессора слишком обязан шефу. Да и Леонид Анисимович вряд ли пошел бы на такое гнусное дело".
И чем больше Сторожук думала, тем чаще вспоминалось лицо кассирши сберкассы, особенно ее большие выпуклые глаза, в которых совершенно нельзя было различить зрачков. Завораживающий, как у змеи, взгляд.
– Нет, тут что-то не так!
– вслух произнесла Орыся.
– Конечно же дело нечистое...
Идея эта настолько овладела молодой женщиной, что она решилась: если уж кто может разобраться и помочь, так это милиция.
Орыся лихорадочно переоделась и, словно боясь упустить время, буквально побежала в горуправление внутренних дел, которое приметила в трех кварталах от дома.
Дежурный офицер, выслушав взволнованный, сбивчивый рассказ Сторожук, направил ее к начальнику отдела уголовного розыска майору Саблину.
Как только Орыся стала излагать историю пропажи денег, Саблин вызвал еще одного сотрудника. Тот был помоложе, в штатской одежде и совсем не походил на милиционера. Представился он оперуполномоченным уголовного розыска капитаном Журом. Сторожук пришлось рассказывать сызнова. Выслушали ее очень внимательно. В отличие от Скворцова-Шанявского, подозрения Орыси насчет кассирши не вызвали ни насмешки, ни удивления. Задав несколько уточняющих вопросов - не заметила ли Орыся, что за ней следят в сберкассе, и вообще каких-нибудь подозрительных лиц, - майор Саблин попросил написать заявление. Надо сказать, что справиться с этим Орысе было нелегко: делала впервые в жизни, да и не знала, на что больше обращать внимание. Потом капитан Жур повел ее в свой кабинет, показал десятка два фотографий. Как Орыся поняла, это были преступники. Оперуполномоченного уголовного розыска интересовало, не видела ли она кого-нибудь из этих людей в сберкассе или в автобусе, когда ехала домой с деньгами. Но Сторожук припомнить никого не могла.
Напоследок Жур взял у нее злополучные календари (как он объяснил изъял в виде вещественного доказательства) и записал телефон.
– Ну как, товарищ капитан, - с мольбой посмотрела на него Орыся, есть надежда, что деньги найдутся?
– Поработаем, - ответил оперуполномоченный.
– Ваш случай - третий за последнюю неделю. Почерк один и тот же.
– И наставительно добавил: - Впредь постарайтесь быть поаккуратнее. Такая сумма, а вы... Подобная беспечность только на руку преступникам.