Черная вдова
Шрифт:
– Кто знает, может быть, еще хуже, - ответил Астахов.
– И вообще не надо переоценивать разумность внеземных цивилизаций. Понимаете, трудность контакта, возможно, и заключается в том, что уровень развития разный.
– А если все же мы во вселенной одни?
– спросила Вика, стараясь еще больше разжечь доцента. По всему, он был человеком незаурядным, да и ей не хотелось ударить лицом в грязь, вот почему Вербицкая призвала на помощь весь свой интеллект.
– Нет, - решительно произнес Астахов.
– Я убежден, что жизнь на землю привнесена из космоса. Вернее, скорее всего она разлита во всей вселенной.
– спросил он, глядя на озабоченное лицо собеседницы.
– Возражений нет, - встрепенулась Вербицкая.
– Да и откуда им быть, если я не специалист? Я в этом совершенно не разбираюсь. Хотя ваша точка зрения мне импонирует больше, чем утверждение, что мы возникли случайно. Человеку, по-моему, нужно иметь веру во что-то. Например, в высшее предназначение, высшую справедливость.
– Совершенно верно!
– обрадовался Павел Кузьмич.
– Если все случайно, значит, нет идеала и любое зло и кривду можно оправдать.
– Вам свойственна железная логика плюс точная аргументация. Словом, мужская уверенность и определенность.
– Мужская, - хмыкнул Астахов.
– Сократ считал, что женская природа ни в чем не уступает мужской. И советовал мужьям смело учить своих жен всему, чему угодно.
– Представляю, какая эрудированная у вас жена, - заметила с улыбкой Вербицкая.
– Или вы холостяк?
– На курорте мы все холостяки, - усмехнулся Астахов и предложил: Давайте искупаемся?
Они сделали небольшой заплыв, и, когда вернулись в свои шезлонги, Павел Кузьмич посоветовал:
– Кроме солнца и моря тут, по существу, нет никаких развлечений. А какие возможности! Водные лыжи, прогулочные катера... Хорошо бы соорудить фуникулер.
– Он показал на вершину горы над Южноморском.
– А там можно было бы организовать целый городок развлечений. Люди мечтают потратить деньги, а где?
– Может, когда наберут силу кооперативы и индивидуальная трудовая деятельность, все это и будет?
– Может быть, может быть, - сказал Астахов.
– Да, все хочу спросить у вас, кто же вы по специальности?
– Художница.
– Вот видите, я как чувствовал!
– обрадованно проговорил Павел Кузьмич.
– Значит, угадал! В каком жанре работаете?
– Собственно, еще учусь. Заканчиваю Суриковский институт.
– Прекрасно, прекрасно! Лучший наш художественный вуз!
– продолжал восхищаться доцент.
– Но, Виктория Николаевна, на пути у вас столько терний! Говорю вам об этом потому, что мой ближайший друг, милейший талантливейший человек, ничего не нажил за всю свою жизнь, кроме двух инфарктов и кучи врагов в Союзе художников... Ой, хватит ли у вас сил?
– Он покачал головой.
Вербицкая улыбнулась, но ничего ответить не успела: к ним подошел Жоголь. Она представила мужчин друг другу. Время было обеденное, и Леонид Анисимович предложил пойти куда-нибудь поесть.
– Павел Кузьмич, вы составите нам компанию?
–
Дважды приглашать Астахова не пришлось.
Когда капитан милиции Жур зашел в кабинет прокурора города Захара Петровича Измайлова, тот разговаривал с кем-то по телефону и жестом показал оперуполномоченному уголовного розыска на стул. Жур сел. Ждать пришлось минуты три.
– С чем пожаловали, Виктор Павлович?
– спросил прокурор, положив трубку.
– С постановлением на арест.
– Жур протянул Измайлову бумагу.
– Изголяев и Рундуков, - прочитал прокурор.
– Что за птицы?
– Щипачи, - пояснил капитан.
– Мы целую неделю охотились за ними. Задержали вчера в троллейбусе, когда они вытащили у одного отдыхающего "лопатник" с тремястами пятьюдесятью рублями. "Пасли" его от почты, где он получил перевод.
"Щипачи" - карманные воры на их жаргоне, "лопатник" - бумажник или кошелек, а термин "пасли" означал следили.
– Наши или?..
– спросил Измайлов.
– Гастролеры. Один из них, Рундуков, дважды судим, а его напарник Изголяев задержан впервые. Рундуков, по-видимому, обратал его совсем недавно. Держал на подхвате, передавал ворованное.
– Молодой?
– Изголяев?
– уточнил Жур.
– Восемнадцать лет. Но гоношистый. Сначала грозился, что у него папаша большая шишка.
– Виктор Павлович усмехнулся. Чудило, в наше время об этом лучше помалкивать. Если это правда, не завидую я тому папаше!
– Значит, говорите, неделю за ними охотились?
– спросил Измайлов.
– Может, чуть больше, - поправился старший оперуполномоченный уголовного розыска.
– Этот Рундуков прямо-таки артист.
– Ну?
– заинтересовался Измайлов.
– Понимаете, поступает к нам заявление. Одно, другое, третье! Четвертое, наконец! У людей исчезают деньги. В общественном транспорте.
– И что в этом удивительного?
– не понял прокурор.
– Но как! Кошельки и бумажники на месте, а содержимое - тю-тю! Представляете состояние человека, когда он открывает портмоне, а там пусто? Не знаешь, то ли украли деньги, то ли ты сам их потерял. Я даже думаю, что к нам обратились не все, кого обчистил Рундуков.
– Выходит, он забирал деньги и незаметно возвращал пострадавшим их кошельки?
– Точно!
– кивнул Жур.
– А с одной гражданкой и вовсе проделал невероятную штуку. Она сняла с аккредитива пятьдесят тысяч и положила в сумочку. Так этот фокусник умудрился стащить деньги, а вместо них положить несколько перекидных календарей!
– Ну и ну!
– поразился Измайлов.
– Впервые такое встречаю.
– Правда, с этой женщиной что-то непонятное...
– нерешительно произнес Жур.
– А что именно?
– Гражданка приехала отдыхать из Трускавца, правда, без путевки, снимает жилье. Фамилия - Сторожук. Прибежала к нам, оставила заявление насчет кражи. А через несколько часов опять пришла в милицию и написала новое заявление, что якобы эти самые пятьдесят тысяч нашлись. Но на допросе Рундуков признался, что вытащил деньги у Сторожук.
– Сам признался?
– Конечно. Рундуков - воробей стреляный. Взяли его с поличным. Он отлично понимает, что имеет один шанс облегчить свою участь - полное признание. По всем эпизодам! Ведь мы все равно докопаемся.