Черная заря
Шрифт:
Андрей шутя надвинул ему панаму на лоб:
— Что ж ты военную тайну выдал, Штирлиц?! — И, поведя взглядом по окопам, продолжил: — Барсегян мне тоже, между прочим, по секрету сказал, что всему взводу с тобой повезло и что основная моя задача — наставить тебя на путь истинный и отправить учиться на офицера. Так что квиты!
— Не-е-е! — громко крикнул Шестак. — Я геологом буду! А может, археологом! Мамонтов ископаемых находить буду, динозавров!
— Дрянь всякую будешь находить! — крикнул Артист, стоявший позади. — Которая в земле миллион лет гниет и ждет, когда ты своими ручищами ее раскопаешь и
Рядом с Артистом стоял водитель Орешин и от себя, обращаясь к Шестаку, добавил:
— Ничего, Петя, на крайняк будем с тобой уголек в шахте ковырять. Все лучше, чем трупанину, ты же не варан.
Андрей оставил их и пошел в блиндаж.
Шестак обратился к Артисту и Орешину:
— Давайте рассказывайте, что там было?
Вскоре приехал зампотех роты прапорщик Поваляев, привез камеры для колес. За пару часов вместе с бойцами он перемонтировал пробитые колеса, после чего, отказавшись от ужина, снова уехал на КП роты.
— Гребует зампотех! — провожая взглядом удаляющийся БТР, объяснил Шестак. — Думает, мы его опять черепахами накормим. Чего спать не ложитесь? Бэтээр готов. Сегодня моя смена.
Андрей пошел в блиндаж и опустился на нары. Несмотря на усталость, ему не спалось. Он лежал при тусклом свете лампочек, пробовал читать стихи, но из-за невозможности сосредоточиться на них оставил это занятие.
На нарах похрапывал Артист. Орешин же, как дежурный по взводу водитель, находился в бэтээре. Ему, с учетом дневных событий, в виде исключения Андрей разрешил спать в бэтээре, что тот и сделал, устроившись на лавке для размещения пехоты. Сам же Андрей, испытывая свинцовую тяжесть в мозгах, лежал с закрытыми глазами в ожидании сна. Но сон играл с ним, то обволакивая сознание, то покидая его. Измучившись, он поднялся, вышел из блиндажа и присел на лавочку у входа.
Глядя на играющие у ног блики лунного света, пробивающиеся сквозь маскировочную сеть, он подумал, что с момента его знакомства в поезде с прапорщиком Бочком прошло всего-то меньше недели. Но этот маленький и очень емкий промежуток времени что-то сильно поменял в нем. Как будто бы часы внутри его сознания на какой-то момент остановились, а потом побежали так быстро, что он не успевал осознавать самого себя в стремительном потоке времени и событий. Но вместе с тем он внезапно ощутил незнакомое, новое, приятное, как сон после массажа, душевное спокойствие. Ему вдруг захотелось выскочить из окопов, побежать что есть силы к горизонту, очерченному тонкой линией желтого лунного света, раствориться в теплом ветре и летать, летать среди бескрайних пустынных песков. В этот момент его душа словно вырвалась из телесной оболочки, воспарила и понеслась над барханами, потом вернулась и стала кружить над позицией. Он увидел сидящего вместо себя на лавочке ребенка — мальчика лет пяти с завязанными белым лоскутком глазами. Мальчик водил руками из стороны в сторону и монотонно повторял: «Иду искать, иду искать…» Затем мальчик встал с лавочки, оттолкнувшись от земли, подлетел к Андрею, протянул к нему руки и начал трясти его за плечо.
Андрей вздрогнул и открыл глаза.
—
— Да, иду, иду, — пробормотал Андрей, поднялся и, шатаясь, добрел до своих нар.
Когда он проснулся, то увидел, что вокруг на нарах спали солдаты ночной смены и Шестак. Снаружи раздавались голоса. Он несколько раз посмотрел на часы, не доверяя глазам. Шел первый час дня. Быстро одевшись, он вышел из блиндажа. У входа в блиндаж сидел Орешин. Увидев его, он встал.
— Чего не разбудили? — недовольно спросил Андрей.
— Шестак приказал не будить, спали крепко.
— Ну-ну, — буркнул Андрей, но потом смягчил тон. — Правда, крепко. — И, вспомнив вчерашнее видение, добавил: — Как улетел. Сейчас умоюсь и поедем с тобой по нашим отделениям, службу проверим. Готовь БТР.
— Есть! Пулеметчика брать будем? — спросил Орешин, уходя в окоп.
— Нет, сам сяду.
До вечера они провели время в двух других отделениях. Андрей ближе знакомился с личным составом своего взвода, занимающимся укреплением позиций. Водитель саперного тягача сдержал обещание и навозил достаточно камней. Время пролетело быстро, они ехали обратно. Между отделениями было в среднем по два километра.
Андрей сидел сверху на броне, смотрел в сторону пустыни, думая о вчерашнем странном то ли видении, то ли сне, и вспоминал слова Блинова, сказанные им на том высоком бархане, по дороге в роту.
Вернувшись в отделение, он подозвал Шестака:
— Слушай, надо бы голову побрить, пока в ней бронетехника не завелась.
— Надо. Щас, Джин живо исполнит. Он до армии на парикмахера учился. Правда, хорошо только наголо стричь умеет. — Повернувшись в сторону блиндажа, Шестак позвал: — Мамаджонов! Джин! Готовь инструменты!
— Зачем кричишь громко, Джин все слышит, не глухой. — Из блиндажа вышел Мамаджонов с густо намазанным зеленкой ухом без повязки. В руках он держал брезентовый сверток. Усадив Андрея на ящик в окопе, он положил сверток на бруствер и развернул его. В нем находились механическая парикмахерская машинка, ножницы, расческа, опасная бритва, помазок и небольшое зеркало.
— О, да у тебя все как положено! — удивился Андрей, рассчитывающий в лучшем случае на ножницы с расческой.
— Конечно, как положено. Это подарок. Когда армия уходил, в училище подарили. С собой взял. Нужный вещь. Что хочет товарищ командир? Канадка, бокс, полубокс?
— Нет! Косички! — Шестак подал ему машинку. — Не выпендривайся! Скоро стемнеет! Стриги свою коронную — под глобус!
— Глобус, глобус, — бурчал Мамаджонов. — Несолидно командиру под глобус: — Он стал ощупывать пальцами голову Андрея и спросил: — Родинка большой нет? Зацепить могу.
— Нет, — ответил Андрей, — родинка большой нет.
— А вот когда мы в полку стояли, я зампотеха Поваляева стриг и тоже спросил: «Родинка есть?» Он сказал: «Родинка нет, только рога, смотри не зацепи». — «Откуда рога?» Сказал: «Почта прислали». Пошутил, пьяный был сильно. У человека рога не бывает.
Шестак с Андреем переглянулись, потом рассмеялись.
— Пьяный, говоришь? — уточнил Андрей.
— Си-и-ильно пьяный, совсем пьяный, — кивнул Мамаджонов, запуская машинку в волосы Андрея.
— Ты еще кому говорил? — спросил Шестак.