Черная жемчужина императора
Шрифт:
Ростовцев распахнул окно.
– Альберт Юрьевич!
– звучало в трубке.
– Альберт…
Ростовцев превозмог дурноту, тыльной стороной ладони смахнул испарину со лба.
– Лика… извините. Я перезвоню.
Он положил трубку и долго сидел, вперившись взглядом в шероховатую поверхность стены. Пустота в голове медленно заполнялась привычным шумом, - шагами секретарши в приемной, голосами охраны, писком телефона. Снова телефон?
Альберт устало взял трубку.
– Это ты?
– вымолвил ровный, безликий голос.
– Я…
– Давай сразимся!
– Предлагаешь поединок над бездной?
– Почему бы и нет?
– Это
– Я…
Их разговор походил на зеркальное отражение.
– Кто из нас зеркало?
– прохрипел Ростовцев.
– Я конечно, - ответил голос.
– Ты смотришь на меня, а видишь себя. Хочешь, поменяемся?
– Хочу.
– Тогда… - И голос рассказал Ростовцеву, что и как ему нужно делать.
Потом, когда Альберт Юрьевич опомнился, в телефонной трубке уже звучали гудки. Подчиняясь первому побуждению, Ростовцев потянулся к кнопке вызова начальника охраны, - но передумал. Что, если никакого звонка не было? Если разговор с «канатоходцем» состоялся только в его воображении? Как и сам «канатоходец», который существовал и действовал в какой-то параллельной реальности. Ростовцев никак не мог разобраться, насколько тесно переплетены эти реальности и чем мысленные картины отличаются от «общих».
«Общими» он называл те события, которые видят и слышат другие люди.
– Я проверю, - шептал Альберт Юрьевич.
– Проверю… Просто поступлю так, как он предложил.
Подмосковная Ивановка была похожа на десятки подобных же загородных поселков, - провинциально тихих, деревянных, с большой церковью, с вокзалом и каменным центром, окруженным сельскими улочками, по которым бродили куры, буйно росли сирень, рябина и дикие яблони. Такие улочки могли тянуться до самого леса или спускаться к извилистым речушкам с мостами из прогнивших бревен, с камышовыми берегами и стайками диких уток, качающихся на зеленой от ряски воде.
– Где тут Савин живет?
– спросил Смирнов у суровой, прямой, как жердь, старухи в коричневом платке.
– Через три дома, - охотно ответила она, махнула вперед костлявой рукой с крупными, загрубевшими от работы пальцами.
– Прямиком иди, сынок, не сворачивай. Там у крыльца велосипед батюшки будет.
– Какого батюшки?
– Помирает он, Савин-то, - объяснила старуха, поправляя платок.
– Батюшку пригласил, хотит в грехах покаяться. Ты беги, не опоздай.
Сыщик прибавил шагу. Дом, где доживал последние дни бывший преступник, стоял среди голого сада, глядел на улицу тремя окнами с раскрытыми ставнями. У забора нежно зеленели кусты крыжовника. Велосипед батюшки приткнулся у резного деревянного крыльца, как и говорила старуха. Над крышей дома курился дымок, дверь оказалась открытой, в просторных сенях пахло дровами, из горницы доносились невнятные речи.
Всеслав решил подождать, пока священник выйдет, - негоже нарушать таинство отпущения грехов. Он присел в сенях на самодельную табуретку, сбитую из необструганных досок, задумался. Сможет ли Савин говорить, позволит ли ему болезнь вспомнить далекое прошлое? Хоть бы смог!
Из горницы, неся собой свечной и ладанный дух, вышел мужчина невысокого роста, щуплый, с редкой бороденкой, с распущенными по плечам волосами. Он молча взглянул на незнакомца. Смирнов встал, поздоровался.
– Здрав будь, - мелко закивал головой батюшка.
– Извини, тороплюсь. Нынче много работы! Храни бог!
Он привычно осенил незнакомца крестом
– Ты кто такой?
– проскрипел больной.
– Зачем явился? На ангела не похож. Да и не придут за мной ангелы-то! Видать, быть мне бесовской добычей.
– Раздавшиеся сиплые звуки, которые перешли в кашель, судя по всему, были попыткой Савина засмеяться. Несмотря на болезнь, у него сохранилось чувство юмора.
– Садись, коль пришел, - откашлявшись, предложил он.
– Выкладывай, чего надо.
Всеслав послушался, примостился на шатком стульчике у кровати, где перед этим, наверное, сидел священник.
– Любомир Петрович, - вежливо начал он.
– Я хочу расспросить вас о Шершине. Это очень важно.
На лице больного отразилась внутренняя борьба: с одной стороны, ему не пристало болтать о былых «подвигах», с другой - жить оставалось мало, и батюшка посоветовал ему ничего не таить, покаяться во всем, что сумеет вспомнить. «Чистосердечное сожаление о прямых и косвенных злодеяниях, совершенных тобою и твоими… товарищами, - осторожно выразился он, - поможет тебе избавиться от груза грехов и получить прощение у Господа. Пришла пора облегчить душу, сын мой! Любомир - прекрасное имя, данное тебе родителями, - ты запятнал недобрыми делами и корыстными помыслами. Постарайся искупить вину искренним раскаянием. Бог милостив!»
– Что ты хочешь узнать?
– прошептал Савин.
– Мне трудно говорить, - горло, легкие никуда не годятся. Задавай вопросы. Буду отвечать кратко.
Годы, проведенные в криминальной среде и затем в зоне, на удивление, не засорили его речь блатными словечками.
– Шершин жив?
– спросил сыщик.
Любомир Савин со вздохом прикрыл глаза.
– Думаю, нет. После разгрома… нашего дела он скрылся: по чужим документам сбежал из страны, кажется, в Китай. Ходили слухи, где-то в Шанхае его застукали и… того, убили при перестрелке. Кое-кто считает, что Дракону удалось скрыться и залечь на дно.
– Вы в это верите?
Савин качнул головой.
– Нет. Останься Шершин в живых, он бы не успокоился, пока не отомстил. Похоже, Дракон мертв. Да здравствует Дракон!
– Что вы имеете в виду?
– насторожился Всеслав.
– Преемственность. Шершин носил титул - Черный Дракон, который перешел к нему от… - бывший букмекер перевел дыхание, сглотнул, - от предыдущего короля игорной мафии… Должно было перейти еще кое-что… но, кажется, не перешло. Потому так и слу… случилось…
Запаса бодрости Савину хватило ненадолго. Он замолчал, хрипло дыша. Его грудь судорожно вздымалась, глаза закрылись. «Не дай бог, потеряет сознание, - испугался Смирнов.
– Или умрет. Только не это!»
Савин будто услышал его мольбу, очнулся. Каждое слово давалось ему с усилием воли.
– Сила Дракона была… заключена в жемчужине… а та пропала. И-исчезла.
– Вы серьезно?
– не поверил сыщик.
– Не думал, что в уголовном мире встречаются подобные суеверия. Надеюсь, это не розыгрыш?
Иссохшая от болезни рука Савина вяло приподнялась, он сделал отрицательный жест. Неужели этот любопытный парень не видит, что ему не до розыгрышей? Смерть подступила вплотную, перед ее лицом не лгут.