Чернее некуда

Марш Найо

— Буйствовал?

— О да. Вопил. Грозился. Пришлось надеть на него наручники, но даже в них… он вел себя, как животное, — сказал мистер Уипплстоун.

— И поделом ему, — высказался вдруг Фокс, подводя итог каким-то своим мыслям.

— Вы меня не спросили, — пробормотал мистер Уипплстоун, — почему я повел себя таким образом. Последовал за вами.

— Почему?

— Я был уверен, что вы следите за «Шериданом», поскольку думаете, как думал и я, что эти люди скорее всего встретятся, чтобы посовещаться. Либо у Кокбурн-Монфоров, либо у Санскритов. И меня

мучила мысль, что Чабб тоже отправился на их сходку. Я не знал, собираетесь ли вы нарушить их уединение, но понимал, что эти новые сведения могут оказаться для вас важными. Я видел, как Чабба впустили в дом, — я пошел за ним, полагая, что вы должны быть где-то на Мьюс, и вскоре заметил вашу машину. Вот так я вас и нашел, — закончил мистер Уипплстоун.

— Вы нашли нас, а у человека, не имевшего никакого мотива, нашелся таковой, да еще, пожалуй, из первостепенных.

— Примерно это я и подумал, — сказал мистер Уипплстоун.

— Что касается мотива, — задумчиво произнес Фокс, — он теперь есть чуть ли не у каждого. У Чабба — дочь. У Санскритов — утрата собственности. У Шеридана — сами понимаете. Вот только с Кокбурн-Монфорами дело обстоит не вполне понятно.

— По словам Громобоя, Полковник разъярился, поняв, что продвижение по службе ему не светит. Он воображал себя по меньшей мере фельдмаршалом. А в итоге получил всего лишь отставку и свободный доступ к бутылке.

— А в равной ли мере относятся эти мотивы и к послу, и к Президенту? — спросил Фокс. — Как к объектам покушения, я имею в виду.

— В случае Шеридана, похоже что не в равной.

— Нет, — согласился мистер Уипплстоун. — В его случае — далеко не в равной.

Они посидели некоторое время в молчании. В конце концов Аллейн сказал:

— Думаю, нам следует поступить следующим образом. Мы оставим вас здесь, братец Фокс, вести наблюдение, которое, боюсь, окажется полностью бесполезным. Мы не знаем, к какому решению они придут в своем свинарнике, да собственно говоря, не знаем даже, что они там обсуждают. Еще одно покушение на Президента? Роспуск этого их Ку-Клус-Карпа? Догадаться все равно невозможно. Однако возможно, что вам удастся услышать или увидеть что-нибудь интересное. Что касается вас, Сэм, то если вы в состоянии выдержать еще одну наполовину бессонную ночь, было бы очень неплохо просмотреть ваши тогдашние записи.

— Разумеется. С удовольствием.

— Тогда пошли?

Они вылезли из машины, но Аллейн вдруг наклонился к ней и сказал в окошко:

— Снаскриты не проходят.

— Это вы о мотиве? — спросил Фокс.

— О нем самом. Громобой сказал мне, что они восстанавливают свой магазин в Нгомбване, помните?

— О Господи, — сказал Фокс, — как же это я зевнул?

— Вот и поразмышляйте, пока сидите. В случае чего свяжитесь со мной.

Он сунул в карман портативную рацию и вместе с мистером Уипплстоуном вернулся в дом № 1 по Каприкорн-Уок.

В прихожей на столе лежала картонная табличка с отпечатанным на ней словом «УШЕЛ».

— Мы оставляем ее друг другу для сведения, когда уходим, — пояснил мистер Уипплстоун. — Чтобы

не запирать дверь на цепочку.

Он перевернул табличку другой стороной — на ней значилось: «ДОМА» — провел Аллейна в гостиную, закрыл за собой дверь и зажег свет.

— Хотите выпить? — спросил он. — Виски с содовой? Присаживайтесь. Я сейчас принесу содовую. Секундочку.

И он вышел с выражением юношеского оживления на лице.

Одна из ламп освещала висящую над камином картину. Трой написала ее уже довольно давно. Праздничный пейзаж, наполовину абстрактный. Аллейн хорошо его помнил.

— А! — сказал, возвратившись с сифоном, мистер Уипплстоун. — Любуетесь моим сокровищем? Я купил его на одной из выставок «Группы» — по-моему, вскоре после вашей женитьбы. Да выгляни же ты, наконец, Люси, ради всего святого! Так, может быть, нам перейти в столовую, чтобы я мог разложить мои экспонаты по столу? Но сначала выпьем. Вернее, вы пейте, а я займусь поисками.

— Мне, пожалуйста, без содовой. Предполагается, что я должен сохранить ясную голову. Не возражаете, если я позвоню Трой?

— Кончено, конечно. Телефон на столе. Нужная мне коробка на втором этаже. Придется немного порыться.

Трой ответила на звонок почти мгновенно.

— Привет, ты где? — спросил Аллейн.

— В студии.

— Сидишь на яйцах?

— Примерно так.

— Я у Сэма Уипплстоуна, и видимо, пробуду здесь около часа. У тебя есть под рукой карандаш?

— Минутку.

Аллейн представил, как Трой ощупывает карманы рабочего халата.

— Есть кусок угля, — сказала она.

— Запиши номер.

— Подожди. Готова.

Он продиктовал ей номер.

— Это на случай, если я кому-то понадоблюсь, — сказал он. — Тебе, например.

— Рори?

— Что?

— Ты очень недоволен? Тем, что я пишу Громобоя? Ты слушаешь?

— Конечно слушаю. Я в восторге от того, что ты делаешь, но мне неприятны обстоятельства, в которых тебе приходится это делать.

— Да, — сказала Трой, — прямой ответ на прямой вопрос. Доброй ночи, милый.

— Доброй ночи, милая.

Мистер Уипплстоун отсутствовал довольно долго. Вернувшись, он принес с собой большой, старомодный альбом для фотографий и набитый газетными вырезками пакет. Открыв двери в столовую, он выложил свои находки на стол и шуганул Люси, проявившую к ним ленивый интерес.

— В те дни я был большим аккуратистом, — сказал он. — Все разложено по порядку и на каждой вырезке проставлена дата. Так что особые трудности нам не грозят.

Он оказался прав. Аллейн листал альбом, от выцветших фотографий которого веяло обычной для таких собраний грустью, а мистер Уипплстоун тем временем перебирал вырезки. Если какая-то из вырезок отвечала фотографии из альбома, первую аккуратно засовывали под вторую.

— Вот он, — сказал Аллейн.

На этом листе альбома разместились три фотографии, аккуратно датированные и прокомментированные опрятным почерком мистера Уипплстоуна, и пожелтевшая страница «Нгомбванской Таймс» с заголовком: «Процесс Гомеца. Приговор. Сцена в зале суда».