Черниговцы (повесть о восстании Черниговского полка 1826)
Шрифт:
— Полно, Артамон Захарович! — с упреком сказал Сергей, вырываясь. — Разве теперь время для шуток?
Наступило неловкое молчание. Артамон медленно опустился в кресло. Еще вчера, когда он впервые узнал о петербургских событиях, у него мелькнула одна безумная идея. Теперь он решился высказать ее вслух.
— Вот что, детки, — заговорил он, внезапно переходя на серьезный тон. — Надо открыться во всем молодому государю. Он поймет нас, простит и сам установит вольность. Я поеду в Петербург, брошусь к его ногам, не утаю ничего. Он увидит мою искренность.
— Ты сошел с ума! — крикнул Сергей в решительном негодовании. — Ты хочешь предать нас!
Артамон осекся и растерянно посмотрел на Сергея.
— Я жестоко обманулся в тебе! — продолжал Сергей. — Не ты ли так щедро сыпал обещаниями? Не ты ли клялся совершить то, чего от тебя даже не требовали? И вот, когда для каждого из нас решается вопрос жизни и смерти, ты замышляешь предательство! Артамон Захарович, опомнись!
— Но что же мне делать? — воскликнул потрясенный Артамон.
— Ты должен немедленно собрать Ахтырский полк и идти на Троянов, — сказал Сергей властно. — Постарайся увлечь александрийских гусар. Нечаянным натиском ты легко овладеешь Житомиром и захватишь весь штаб корпуса. Я напишу Горбачевскому, в восьмую бригаду, а он известит остальных. Житомир назначается сборным пунктом. Оттуда на Киев, потом на Могилев. Через неделю весь юг будет наш!
Артамон вскочил с места. Слова Сергея внушили ему уверенность в успехе и зажгли его воображение. Перед ним рисовались заманчивые картины. Взволнованные толпы граждан около сената. Он проходит, окруженный свитой. Все рукоплещут, и старый сенатор возлагает победные лавры на его склоненную голову…
Но взгляд его скользнул по письменному столу с ящиком, где лежали конфеты, и он снова опустился в кресло.
— Это невозможно, — сказал он упавшим голосом.
— Почему невозможно? — строго спросил Сергей.
— Я недавно принял полк, — отвечал Артамон. — Меня не знают ни офицеры, ни солдаты. Мой полк не приготовлен к действию.
— Неправда, — сурово возразил Сергей. — В Ахтырском полку есть члены тайного общества. Сговорись с ними.
— А что будет с нею? — простонал Артамон, кивая в сторону спальни.
В зале раздались гулкие шаги. Кто-то быстро шел к двери кабинета в сопровождении денщика, громким голосом бросая на ходу вопросы:
— Они здесь? Вот сюда?
Дверь распахнулась, и в комнату вбежал Бестужев, в шинели, в фуражке, весь облепленный снегом.
— Тебя приказано арестовать, — обратился он, задыхаясь, прямо к Сергею. — Гебель гонится за мной по пятам. Сейчас он будет здесь.
Все оцепенели. Артамон побледнел и испуганно смотрел на Бестужева.
— Ну что ж… — пробормотал Сергей, опираясь рукой на стол.
Матвей, который все время сидел молча поодаль, подошел к брату и опустил руку на его плечо.
— Все кончено, Сережа, — сказал он с тихой улыбкой. Мы погибли, нас ожидает страшная участь. Остается одно — умереть.
Странное
— Прикажи накрыть стол, — продолжал он каким-то легкомысленным тоном, обратившись к Артамону. Да побольше сластей, фруктов, вина! Угостить ты умеешь! Пообедаем, выпьем — и застрелимся весело, все четверо вместе. Каждый положит свой пистолет у прибора. Умрем как древние: с улыбкой на устах и с бокалом в руке! — И, глядя с нежностью на брата, он повторял в каком-то самозабвении восторга: — Мы умрем, мы умрем…
Сергей вдруг выпрямился, глаза его сверкнули.
— Нет, я так просто не сдамся! — воскликнул он гневно. — Рано думать о смерти. А если смерть, то погибнем в бою. — Он повернулся к Артамону: — Артамон Захарович, ваше последнее слово!
Артамон молчал. Его щеки дрожали.
— Хорошо, — продолжал Сергей. — Если так, то беретесь ли вы, по крайней мере, доставить с нарочным записку Горбачевскому, в восьмую бригаду?
Артамон не в силах был вымолвить слово.
— Полковник Муравьев! — громко и раздельно произнес Сергей, делая шаг назад. — С этой минуты я разрываю все сношения с вами. Прощайте!
Все трое ушли. Слышно было, как по дороге хлопали двери. За окном кружилась и пела метель.
Зимой дни коротки. В комнатах уже горели свечи, когда приехали наконец Гебель и поручик Ланг. Артамон встретил их с таким необыкновенным радушием, что те были даже несколько удивлены. Они стояли, расправив плечи, чопорно и прямо, а он смеялся, сыпал вопросами, жаловался на скуку в Любаре и на то, что с полком у него столько хлопот: до сих пор еще не успели перековать лошадей на зимние шипы, нет сена, и притом люди совсем избаловались, не умеют выполнить самого простого маневра.
— Господин полковник… — пробовал заговорить Гебель, но Артамон всякий раз перебивал его.
— И все я один, — вздыхал Артамон. — Ни помощи, ни совета. А у меня своя забота…
— Господин полковник… — снова пытался ввернуть слово Гебель.
— Больная жена, — не слушая, продолжал Артамон. — Ужасный тик в голове, такие боли…
— Разрешите, господин полковник, — повысив голос, оборвал его наконец потерявший терпение Гебель. — Я к вам по делу!
— Ах, по делу! — сказал Артамон. — Тогда пожалуйте в кабинет.
Войдя в кабинет, Гебель начал сразу:
— Мы решились вас потревожить…
Но Артамон, подхватив его и поручика Ланга за талию повлек их к столу.
Дело не уйдет, говорил он шутливо, — а покамест протяните ручки… — И он выдвинул ящик с конфетами.
Гебель был так озадачен, что взял конфету и положит ее в рот. Его примеру последовал и поручик Ланг.
Конфета разбила церемонное настроение Гебеля. Он смягчился и возобновил разговор уже в более добродушном тоне.
— Мы имели надежду, — сказал он, — найти у вас подполковника Муравьева-Апостола и его брата.