Черниговцы (повесть о восстании Черниговского полка 1826)
Шрифт:
Его провели в кабинет. Через несколько минут к нему вышел обеспокоенный генерал в халате.
— А, Густав Иванович! — сказал ему генерал. — Рад вас видеть. Но почему у вас такое лицо? Надеюсь, ничего не случилось?
— Простите великодушно, ваше превосходительство, — начал Гебель, — что осмеливаюсь беспокоить в такой час…
— Полноте, Густав Иванович! — перебил генерал. — Какие тут церемонии! Но, однако, что же такое…
— Экстренная надобность разыскать подполковника Муравьева, — сказал Гебель.
— Подполковника Муравьева? — насторожился генерал. — Он был у меня и потом поехал в полк.
— Сомневаюсь,
— Ну да, подполковник Муравьев, — нетерпеливо перебил генерал. — Что же такое подполковник Муравьев?
— Подполковник Муравьев есть государственный преступник, — выпрямившись, отчеканил Гебель. — Я имею предписание немедленно арестовать его с братом и препроводить обоих под усиленным конвоем в Могилев, в штаб армии.
Гебель порылся в портфеле, вытащил бумагу за № 1606 и протянул ее генералу. Тот отшатнулся и с испугом смотрел на бумагу, точно боясь притронуться к ней.
— Вот приказ об аресте, ваше превосходительство, — сказал Гебель, держа в вытянутой руке бумагу.
— Боже мой! — ужаснулся генерал. — Он из этой шайки злодеев. А я его угощал, велел даже подать шампанское! Боже мой, боже мой! И это в моем третьем корпусе!
— Необходимо его разыскать немедленно, — сказал Гебель.
— Да, да, немедленно, непременно! — всполошился генерал. — А я его поил, угощал, — продолжал он. — И знаете, он даже запачкал скатерть вином. О боже мой!
— Я тотчас произведу розыск и узнаю, куда он поехал. — сказал Гебель. — Мне нужно ваше предписание.
— Да, да, спешите, спешите, — говорил генерал. — Поставьте на ноги всю полицию. Как можно было думать: в моем третьем корпусе! И Пестель, Павел Иванович, такой отличный офицер!
Генерал охал, возводил глаза к потолку, и лицо его, похожее на лицо немецкого пастора, выражало искреннее огорчение.
От генерала Гебель немедленно поскакал к полицеймейстеру, оттуда к исправнику. Ранним утром он уже мчался по следам Муравьева в Троянов. С ним был жандармский поручик Ланг, которого он взял с собой вместо Несмеянова и Скокова, вернувшихся в Могилев.
Бестужев прискакал в Житомир вечером 26 декабря, опередив Гебеля на несколько часов. На последней станции перед Житомиром он съехался с одним из славян, капитаном Тютчевым, который рассказал ему о петербургских происшествиях. На постоялом дворе он узнал, что Муравьев уехал накануне и что лошади были наняты в Бердичев [49] . Едва передохнув с дороги и потеряв время на то, чтобы достать лошадей, он поспешил дальше.
Бердичев был местом расположения восьмой дивизии. Муравьев мог быть там. Но Бестужев решил на всякий случай завернуть раньше в Троянов, в Александрийский гусарский полк, которым командовал полковник Александр Захарович Муравьев, брат Артамона.
49
Бердичев — к югу от Житомира.
От Житомира до Троянова было около тридцати верст, и поздно ночью, в тот час, когда Гебель был у генерала Рота, Бестужев уже стучался в помещичий дом, где жил брат Артамона.
Все огни в доме были
— Это я, Бестужев! — говорил он в волнении. — Пожалуйста, полковник! Неотложное дело!
— Будьте добры обождать в кабинете, — прозвучал из спальни вежливый голос. — Я сейчас оденусь.
В кабинете, куда прошел Бестужев, сонный денщик зажег уже свечи. Оставшись один, Бестужев стал с нетерпеливым раздражением оглядывать роскошное убранство кабинета. Над диваном висела огромная картина в золоченой раме, изображавшая битву римлян с карфагенянами. На первом плане был нарисован в необычайно героической позе римлянин в каске и в латах, с толстыми ляжками и одутловатыми щеками. По бокам находились две картины поменьше: пухленький пастушок со свирелью и корзина с яблоками. На высоких часах, стоявших в углу, тихонько отстукивал маятник. Бестужеву через несколько минут показалось, что он ждет уже целую вечность.
Но вот послышались мягкие шаги в гостиной, сопровождаемые позвякиванием шпор, и появился блестящий гусарский полковник в чикчирах с нашивками, затянутый в талии, с начесами на висках и со вздернутыми кверху усами. Он был выше своего брата Артамона, и только одутловатость щек и маленькие глазки выдавали семейное сходство.
— Чем могу служить? — спросил полковник, приветливо протянув гостю обе руки и пригласив его садиться.
Но Бестужев, не садясь, начал пылко:
— Полковник! Вы не член общества, и, поверьте, я умею уважать независимость ваших убеждений. Вам, конечно, известно, что делается в Петербурге. Наши друзья гибнут и в эту решительную минуту ваше благородное сердце подскажет, чего ждет от вас родина. Сергея Ивановича ищут. Гебель гонится с жандармами за ним но следам, и если вы…
Полковник слушал с вежливым вниманием.
— Сергей Иванович был у меня с братом Матвеем Ивановичем, сказал он спокойно. — Они отправились в Любар, к брату Артамону. Надеюсь, вы их застанете там… если поспешите, — прибавил он, немного помедлив.
— Но можем ли мы рассчитывать па ваше содействие? — с отчаянием в голосе спросил Бестужев.
— В чем вы полагаете возможным мое содействие? — любезно осведомился полковник.
— Вы должны поднять свои полк и стать па защиту погибающей свободы! — восторженно воскликнул Бестужев. — Вспомните: Сергей Иванович — ваш родственник, и вы…
— Думаю, что обвинения против Сергея Ивановича не столь серьезны, — хладнокровно возразил брат Артамона, и он сумеет оправдаться перед правительством.
— Итак, вы отказываете в своей помощи? — горестно сказал Бестужев.
— Сожалею, что ничем не могу быть полезен, — вежливо ответил полковник.
Бестужев, скрестив руки, горящими глазами смотрел на собеседника. Его руки дрожали.
— Не желаете ли подкрепиться? — любезно предложил полковник. — Вы озябли. У меня есть прекрасное бордо.