Чернильно-Черное Сердце
Шрифт:
К тому же Оман — прекрасная налоговая гавань, подумал Страйк.
Грант выпил немного вина, затем сказал,
— Итак, у вас есть новости для меня?
— Да, — сказал Страйк. — Мы на девяносто процентов уверены, кто такой Аноми.
— Правда? — подумала Робин, взглянув на Страйка.
— Ну, это чертовски хорошая новость, — сердечно сказал Грант. — Кто..?
— Не могу сказать, пока это не будет доказано, — сказал Страйк. — Нас могут обвинить в клевете. На самом деле,
— Я? — спросил Грант, выглядя удивленным.
— Да, — сказал Страйк. — У меня есть пара вопросов, если вы не против?
— Валяйте, — сказал Грант, хотя Робин показалось, что на лице бульдога, которое в лучах вечернего солнца выглядело обветренным, промелькнула настороженность.
— Во-первых, — сказал Страйк, — тот телефонный разговор с Эди, о котором вы мне рассказывали. Тот, в котором она сказала, что Блэй хочет выгнать ее из “Чернильно-черного сердца”?
Грант поднял левую руку и смахнул что-то невидимое со своего носа.
— Да? — сказал он.
— Когда именно это было? — спросил Страйк.
— В прошлом году, — сказал Грант.
— Можете вспомнить, когда именно?
— Должно быть… где-то в июне?
— У нее был номер вашего мобильного?
Последовала еще одна небольшая пауза.
— Да, — сказал Грант.
— И когда вы в последний раз разговаривали до этого звонка?
— Какое отношение это имеет к Аноми?
— О, это очень важно, — заверил его Страйк.
— До этого мы некоторое время не общались, — сказал Грант.
— Предыдущий случай был, когда она была бездомной и попросила вас о помощи?
Неправильный прикус Гранта стал более выраженным. Прежде чем он успел попытаться ответить, обе его маленькие дочери вышли из дома с гипертревожной застенчивостью детей, любопытствующих по поводу незнакомцев, каждая несла пластмассового пони и наездника.
— Папа, — сказала старшая из них, подходя к столу, — посмотри, что Ган-Ган нам подарил.
Она положила пони и всадника на стол. Ее младшая сестра смотрела в сторону заколотой штанины брюк Страйка.
— Прекрасно, — сказал Грант. — Теперь ты беги обратно в дом. Папа занят.
Старшая из двух девочек подошла ближе к Гранту, встала на цыпочки и громко прошептала ему на ухо,
— Что случилось с ногой того человека?
— Машина, в которой я ехал, наехала на бомбу, когда я был солдатом, — сказал Страйк девочке, больше для того, чтобы избавиться от нее, чем для того, чтобы избавить Гранта от необходимости отвечать.
— О, — сказала она.
Ее младшая сестра придвинулась ближе, и они вдвоем уставились на Страйка.
— Бегите внутрь, — повторил Грант. — Идите.
Девочки
— Извините за это, — жестко сказал Грант, делая еще один глоток вина.
— Нет проблем, — сказал Страйк. — Следующий вопрос: Я хотел бы узнать, были ли у вас еще такие звонки с просьбой эксгумировать вашу племянницу?
— Нет, — ответил Грант. — Только те два, о которых я вам говорил.
Страйк впервые достал свой блокнот и обратился к записям предыдущей беседы с Ледвеллом.
— Вы ответили только на второй звонок, верно? Хизер приняла первый.
— Да, — сказал Грант. — Я так понимаю, нам звонил Аноми?
— Нет, это был не Аноми, — сказал Страйк. — Звонивший сказал: “Откопай Эди и посмотри на письмо”, верно?
— Да, — сказал Грант. Теперь он выглядел определенно неуютно.
— Но он не уточнил, на какое письмо нужно обратить внимание?
— Нет, — сказал Грант.
— Потому что в гробу лежат два письма, так? Одно от Ормонда, другое от Блэя?
— Верно, — сказал Грант, теперь заслоняя глаза от опускающегося солнца. — Извините, я, пожалуй, возьму солнцезащитные очки. Здесь очень светло.
Он встал и скрылся в доме.
— Он напуган, — пробормотала Робин.
— Так ему, черт возьми, и надо. Телефонный звонок от Эди, черт побери. Я думаю, нам придется немного поработать в стиле “хороший полицейский — плохой полицейский”.
— Насколько плохим ты хочешь, чтобы я была? — спросила Робин.
— Ха-ха, — сказал Страйк, когда шаги позади них известили о возвращении Гранта Ледвелла, теперь уже в авиационных очках Ray-Ban.
— Извините за это, — сказал он, возвращаясь на свое место и тут же выпивая еще вина.
— Без проблем, — сказал Страйк. — Итак, вернемся к письмам в гробу. Их было два, верно? Мы договорились?
— Корморан, — пробормотала Робин, прежде чем Грант успел ответить.
— Что? — сказал Страйк, явно раздраженный.
— Я думаю, — сказала Робин, извиняюще улыбнувшись Ледвелл, — мы должны помнить, что речь идет о племяннице Гранта.
— Спасибо, — сказал Грант, заметно громче, чем нужно. — Большое спасибо, э-э…
Но он явно забыл имя Робин.
— Хорошо, — сказал Страйк, и немного менее агрессивным голосом сказал: — Два письма, да?
— Да, — сказал Грант.
— Потому что, когда мы встретились в “Пистолете”, — сказал Страйк, — вы говорили об одном письме, а не о двух. “Гробовщик знал, потому что я попросил его положить его туда”. Тогда я не придал этому значения. Я решил, что вы говорите о письме, которое лично передали, и что, возможно, Ормонд сам отнес его гробовщику. Так все и было?