Черно-белая весна
Шрифт:
и говорит: «За правду бьют,
а вымысел недоказуем».
Я спорить с женщиной не стал.
Я все учел — рога, копыта…
— Как звать вас, милая?
— Эдита.
— Откуда прибыли?
— Со скал.
На этом, собственно, беседа
и завершилась. Бредом бред.
а нам пока лишь снится это.
Монолог вечно молодого
поэта
Двадцать семь — не порок, не обуза,
не распад на житейской волне.
И счастливая юная муза
по ночам прибегает ко мне.
Мы на пару смеемся и плачем,
намечаем дела и пути
и за грубыми рифмами прячем
наболевшую нежность в груди.
Я иду по бескрайней дороге.
Я, как воздухом, жизнью дышу.
В непонятной, но вечной тревоге
я прекрасные песни пишу.
По столам в кабинетах разложен,
я к пятидесяти пяти
в типографиях буду размножен
и распродан в торговой сети.
И, лаская внучка-карапуза,
одобряя мой правильный быт,
пожилая почтенная муза
для порядка меня посетит.
К юбилею предложит награду —
тонну лавровых желтых венков.
Я спрошу: «А зачем?» Скажет: «Надо,
для приманки других дураков».
Соглашусь. Предложу мемуары.
Распрощаюсь. Приму валидол.
И всю ночь меня будут кошмары
звать, как прежде, за письменный стол.
Напроломная
Жизнь — дело частное. Мы лезем напролом.
Никто не даст нам, если сами не возьмем.
Попробуй здесь и дальше совесть завести.
Моргнешь, а дети-то успели подрасти,
а ты все там же, где стоял, и честь с тобой,
и всюду — старшие по чину. Хочешь? Стой!
Помрешь с обидою на мир в конце концов.
Судьба не слон, но давит, если в нужный миг
ненапроломного закона не постиг.
А мы привыкли лезть, и всюду — напролом.
Мы в люди выбились — обратно не пойдем!
Отцы и дети
Мой сын придумал магазин.
Четыре года сыну.
Подвозит на машине сын
товары к магазину.
Директор, грузчик, продавец—
вовсю идет работа!
А покупатель — я, отец,
и больше нет народа.
Я поначалу заюлил,
опять же время, нервы,
но сын меня перехитрил,
сказал, что буду первым.
А случай редкостный такой
представится едва ли
когда еще. И я рукой
махнул. И мы сыграли.
«Что хочешь? — Сын меня спросил.—
Есть яблоки, ватрушки,
черешня, мармелад и сыр,
красивые игрушки,
живая рыбка, пастила
и крабы, и малина…»
«И устрицы», — добавил я,
обидев этим сына.
«Какие спицы? Спицев нет,—
сказал он, — что за спицы?
Сосиски есть, велосипед,
пирожные, синицы…»
Я не стерпел: «Ну что за бред?
Продукты, вещи, птицы—
таких торговых пунктов нет.
Такое только снится!»
Замялся сын: «Но ты же сам
сказал, ты вспомни, папка,
что наш родной универсам
не хуже зоопарка».
Я перебил: «Давай, давай,
торгуй, творенье наше».
Продолжил сын: «Есть кофе, чай
и гречневая каша…»
Я рявкнул: «Кофе?! Греча?! Шиш!!