Чернобыль. Большая ложь

Ярошинская Алла Александровна

Первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии Е. Е. Соколов: «Время не притупит боль в сердцах жителей Белоруссии, где радиоактивному загрязнению подверглось 18 процентов сельскохозяйственных угодий. Если на первом этапе по этому вопросу действовала союзная правительственная комиссия, то сейчас ее усилий почти не ощущается. За три года комиссия так и не сумела обеспечить разработку убедительной и глубоко продуманной концепции безопасного проживания, гарантирующей здоровье и последующих поколений. По нашему мнению, позиция здесь должна быть однозначной. Там, где невозможно пользоваться продукцией, получаемой со своего подворья, жить нельзя. И это не тот случай, когда надо экономить».

А вот Председатель

Совета министров Украины В. А. Масол в своей пространной пятнадцатиминутной речи говорил о чем угодно, даже о каких-то «достигнутых положительных результатах», но только не о том главном, что стонало (и стонет спустя десятилетия!) в разных областях Украины: Чернобыль!

Горбачев вспомнил о Чернобыле, Рыжков сказал две фразы о нем, говорил московский депутат профессор Яблоков, а руководитель республики – забыл. Ни слова. Господи, воля твоя!

Поразительно, что ни один «придворный» врач, ни один член правительства ничего не сказали в ответ на обвинения депутатов. Это тоже было показателем, своеобразным барометром отношения официальных структур к гласу народному. Гласу вопиющих в пустыне.

Долгое время я думала, что кассету, которую вручила Горбачеву, в последние секунды передал мне Щербак. Но, как позже рассказал мне депутат Беликов, у него в портфеле была еще одна видеокопия фильма. На съезде он сидел в первом ряду. Он-то и ткнул мне ее в руку, когда объявили мое выступление.

На следующий день я подошла к Лукьянову с вопросом о просмотре видеокассеты. Ведь до конца съезда оставался всего день или два. Анатолий Иванович сказал, что не уверен, успеют ли за это время организовать просмотр видеопленки для народных депутатов. Все якобы упиралось только в нехватку времени. (Несколько пленок – с кровавым побоищем в Тбилиси – депутаты к тому времени уже увидели.)

Съезд закончил свою работу, а времени для просмотра депутатами видеокассеты о том, как люди живут на радиационных землях, в зоне «ядерной войны» в центре Европы, так и «не хватило».

Через некоторое время началась первая сессия Верховного Совета СССР. И я снова подошла к Лукьянову с тем же вопросом: почему не показали депутатам «радиационный» видеофильм? Анатолий Иванович заверил меня в том, что его посмотрели в Совете министров СССР и Политбюро ЦК КПСС. Судя по последующим событиям, я думаю, что он не соврал.

Какими были лица, что чувствовали те, кто смотрел киноленту «Запредел», когда с экрана говорила медсестра Народичской райбольницы: «…В первые дни, когда было обследование детей, я сидела на аппарате, который назывался „ГВМ“, и видела все дозы. Это был кошмар!.. И нам тогда сказали: все эти копии, которые вы пишете, уничтожьте, чтобы ни одна копия не вышла за пределы этой комнаты…»? Или заведующий хирургическим отделением больницы А. Б. Коржановский: «Из обследованных пяти тысяч детей по йоду: от 0 до 30 рад – 1 478 детей, от 30 до 75 рад – 1 177, от 75 до 200 рад – 862, от 200 до 500–574, от 500 и выше – 467 детей. Это только на щитовидку… Эти цифры мы получили почти спустя два года».

Заговорила ли совесть у тех, кто преступно молчал в высоких правительственных кабинетах и креслах, имея власть над правдой, знал, но не предупредил людей об опасности?

Вряд ли.

Глава 5 «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО: ЧЕРНОБЫЛЬ ЗАПРЕТИТЬ!»

После I съезда народных депутатов СССР шлюзы гласности наконец были открыты, и в Народичский район хлынул поток журналистов из разных изданий. Советских и зарубежных. Часто за помощью в сборе материала они обращались к рабочей группе по экологии из моей общественной приемной, которую возглавлял доктор Юрий Резник. Всякий раз мы просили их не ехать в На-родичи. Уже не ехать. Вся страна и весь мир уже узнали об этой многострадальной земле. После съезда мне удалось наконец опубликовать серию материалов о

жизни и страданиях людей в зоне жесткой радиации в популярном еженедельнике «Неделя», журнале «Сельская новь» (здесь мой очерк о Чернобыле был назван лучшим материалом года), напечатала мою статью также парижская «Русская мысль». (Редактор журнала «Огонек» после моего эмоционального выступления на съезде подошел ко мне и сказал: «Так давай нам свою статью, и мы ее опубликуем!», но у меня больше не было никакого желания иметь дело с этим журналом.)

Оказалось, что у нас в области, кроме Народичского, еще шесть радиоактивных районов – Овручский, Луганский, Ко-ростенский, Олевский, Емильчинский и даже в Малинском обнаружены зоны поражения. Спустя четыре года к ним прибавился еще и Новоград-Волынский район. В общем, едва ли не пол-области. Но об этом мало что было известно стране и миру. Пресса об этом не писала совсем. И поэтому мы просили журналистов поехать именно туда, в зоны всеобщего молчания.

Медленно, но тайна отворялась, мы узнавали ее творцов, по вине которых люди несколько лет сгорали в радиации. Мне также удалось достать некоторые документы с грифом «Секретно». Поговорим в этой главе о гласности в чернобыльской трагедии.

Распоряжение 3-го Главного управления Министерства здравоохранения СССР от 27 июня 1986 года «Об усилении режима секретности при выполнении работ по ликвидации последствий аварии на ЧАЭС». Вот эти роковые указания: «4. Засекретить сведения об аварии. <…> 8. Засекретить сведения о результатах лечения. 9. Засекретить сведения о степени радиоактивного поражения персонала, участвовавшего в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС. Начальник 3-го Главного управления МЗ СССР Шульженко».

Еще один документ. Этот выдала сама правительственная комиссия «Перечень сведений по вопросам аварии на ЧАЭС, которые не подлежат опубликованию в открытой печати, передачах по радио и телевидению», № 423 от 24 сентября 1987 года. В нем предписывалось засекретить: «1. Сведения об уровнях радиационной загрязненности по отдельным населенным пунктам, превышающим уровень (ПДУ). 2. Сведения о показателях ухудшения физической работоспособности, потери профессиональных навыков эксплуатационного персонала, работающего в особых условиях на ЧАЭС, или лиц, привлеченных по ликвидации последствий аварии».

И это не просто бумажки. Все это наводило страх на редакторов газет, журналов, радио, телевидения, кино. И если мне никто лично письменно не ответил об истинной причине отказа в публикации, то в других случаях руководители, особо бдительные, не стеснялись выдавать распоряжения. Председатель группы экспертов из Госкоматомэнерго СССР П. М. Верховых сообщил председателю Госкино СССР А. И. Камшалову и директору «Укркинохроники» в письме № дд 142 от 1 февраля 1989 года: «Комиссия экспертов по Чернобылю, просмотрев документальный фильм „Микрофон“ <…> считает необходимым отметить, что тенденциозный и однобокий подбор фактов, многие из которых, по мнению специалистов, сомнительны, с политической точки зрения может нанести вред Советскому государству». Своеобразная забота у руководителя Госкоматомэнерго о благе нашего государства, не правда ли? Пусть свои, советские люди тихо глотают радионуклиды, лишь бы международная общественность не волновалась. Автор фильма – режиссер «Укркинохроники» Георгий Шкляревский. Снят фильм в Народичском районе.

Другой фильм – «Колокол Чернобыля» Роллана Сергиенко – рассматривали через лупу пять месяцев, пока наконец Министерство среднего машиностроения СССР разрешило выпустить его на экраны. Та же участь постигла и второй фильм Сергиенко «Порог». Фильм препарировали семь месяцев. Но и после того, как гриф секретности с него был снят, он еще несколько месяцев пылился на полке. Сверхбдительность наших чиновников – готовность к ней всегда была на высоте. Кажется, у нас при полном дефиците всего и вся одна лишь сверхбдительность и была в изобилии.