Чернобыль. Большая ложь

Ярошинская Алла Александровна

А вот интересное предписание: «С 1988 года по распоряжению Министерства здравоохранения СССР в регистр запрещено включать лиц, принимавших участие в ликвидации последствий аварии после первого января 1988 года». А ведь работы по реконструкции четвертого энергоблока, дезактивации, ликвидации последствий продолжались даже после 1990 года. На них потеряли свое здоровье тысячи людей.

Вот еще страшные свидетельства преступления из секретного документа: «В Киевской области (Полесский и Иванковский районы) вскрытие умерших и мертворожденных не проводится в связи с отсутствием в этих районах патологоанатомической службы. Из 353 умерших в 1987 году в

Полесском и Вильче не вскрыт ни один человек. Не проводится вскрытие умерших также в г. Славутиче. В Житомирской области в Овруче создан межрайонный патологоанатомический центр, но вскрываются только умершие в лечебных учреждениях».

Из прилагаемых к документу таблиц видно, что в результате профилактических осмотров в Житомирской области здоровыми признаны всего 43,7 процента пациентов, в Киевской – 39,7, в Черниговской – 66,3 процента.

Документ подписали (по тем временам это был смелый поступок): директор НИИ эпидемиологии и профилактики лучевых поражений Всесоюзного научного центра радиационной медицины АМН СССР доктор медицинских наук В. А. Бузунов, руководители лаборатории этого же центра доктор медицинских наук В. Н. Бугаев, кандидат медицинских наук Б. А. Ледощук, доктор медицинских наук профессор Н. И. Омельянец, кандидат медицинских наук А. К. Чебан, руководитель отдела Республиканского информационно-вычислительного центра Министерства здравоохранения УССР Н. И. Иванченко.

Такова правда. А официальная медицина нас всех обвинила в том, что мы больны – да, радиофобией. Утверждавшие это ученые медики, между тем, приезжая в зону из Москвы привозили с собой в целлофановых пакетах куриное мясо и минеральную воду, которой ополаскивали даже руки. А местных жителей уверяли, что никакой опасности нет. Единственное – перед тем, как топить сельские печки радиоактивными дровами, их рекомендовали… мыть. И это не анекдот. Это действительно было.

Секретная чернобыльская информация была «не показана» не только рядовому человеку и журналистам, но даже не всех специалистов, медиков посвящали в нее. Хотя, как уверял депутатов председатель Госкомгидромета СССР Ю. А. Израэль, «данные по Чернобылю были полностью доступны всем тем министерствам и ведомствам, которые могли внести какую-то свою лепту в ликвидацию последствий Чернобыльской аварии», «засекречивание было от населения». Признался-таки! – и только.

Но вот свидетельства члена-корреспондента Академии наук УССР Дмитрия Гроздинского: «Вместо того чтобы нам, радиобиологам, объяснить, что случилось, чтобы мы могли дать рекомендации населению, как правильно себя вести в первые часы после аварии, у нас опечатали счетчики. Нам сказали: то, что случилось в Чернобыле, – совершенно секретно. Делали это люди, которые в этом не понимали, но защищали власть, такие люди всегда считают: лучше закрывать глаза на все, что происходит вокруг, иллюзию выдают за реальность. Они могут сказать, что это все следствие застойного периода. Но чем же тогда объяснить, что те же люди сейчас (спустя четыре года после аварии) хотя и не опечатывают счетчики, но просто засекречивают всю информацию, что касается последствий аварии? Почему? Откуда эта волна инстинктивного засекречивания?»

«…лаборатории, которые имели в своем распоряжении дозиметры, радиометры, были просто-напросто опечатаны для того, чтобы никто ничего не измерял в эти дни… И вместо того, чтобы как-то объяснить трезво, доступно, понятно, объективно сложившуюся ситуацию, здесь было какое-то молчание, умалчивание, какие-то заявления, что вот, мол, на такое-то

число мы полностью овладели ситуацией, – это в те моменты, когда реактор горел, и каждая секунда была полна каких-то неожиданностей, непредсказуемого поведения того же реактора – все это было в высшей степени, мне кажется, малооправданным…» – продолжает Гродзинский.

А вот что писала спустя несколько лет после катастрофы группа исследователей во главе с доктором биологических наук профессором Е. Б. Бурлаковой: «Для научно обоснованного прогноза радиобиологических последствий в этих зонах необходимы конкретные дозиметрические данные по всем видам ионизирующих излучений по загрязненным зонам УССР, БССР, РСФСР. Даже имеющиеся в настоящее время данные недоступны не только ученым-радиобиологам, но даже и для большинству ученых Минздрава и Академии медицинских наук СССР». Комментарии, как говорится, излишни.

Была еще одна форма удавки правды о Чернобыле: вместо грифа «секретно» ставился другой – «для служебного пользования». Так стыдливо сопроводила свою справку, например, заместитель директора Республиканского научного гигиенического центра Минздрава УССР О. И. Волощенко.

С таким же грифом вышло уже 1 февраля 1990 года и постановление бюро Житомирского обкома КПУ «О состоянии и дополнительных мерах по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС». Подписал его первый секретарь В. Г. Федоров.

Что же такого из постановления бюро обкома не полагалось знать народу, который «с партией един»? Многое чего, но, вероятно, больше всего вот это: «Медлительность и непоследовательность в работе партийных, советских органов, дефицит гласности, аргументированного и оперативного информирования населения вызывают недовольство людей, социальную напряженность, порождают в сочетании со всевозможными слухами и домыслами паническое настроение». Меня это поразило больше всего. Говорят о дефиците гласности и опять же под грифом «для служебного пользования»! Каково? Гласность для служебного пользования.

Большинство из нас о страшной катастрофе на чернобыльском реакторе узнало из западных «радиоголосов». Первой объявила тревогу шведская атомная электростанция.

В своем чернобыльском архиве я обнаружила отчет ТАСС о пресс-конференции 6 мая 1986 года в пресс-центре Министерства иностранных дел СССР «К событиям на Чернобыльской АЭС», опубликованный во всех советских газетах. Вот что говорил на ней заместитель министра иностранных дел А. Г. Ковалев: «Наш подход нацелен на то, чтобы информация была ответственной, объективной, достоверной, взвешенной, а если сказать одним словом – честной…Как только у нас появились данные достоверные, о них было немедленно извещено… Радениями мы не занимаемся, опираемся на факты и данные, которые дают самые лучшие специалисты и приборы». Сегодня уже хорошо известно, чем занимались официальные лица – нет, конечно не «радениями», они элементарно лгали. Как всегда. Даже не задумываясь – лгали. Это входило в их служебные обязанности, стиль и образ жизни.

Тревожные новости о событиях на ЧАЭС, о которых в первые дни советские граждане узнавали из «вражеских» голосов, заместитель министра оценил как «очередную истерию», которая «организовывается и направляется из одного центра – США, и явно по однотипному сценарию. И дело, – вещал он, – совсем здесь не в атомной станции. Определенные милитаристические круги чувствуют, что под давлением мировой общественной мысли у них шатается почва под ногами». Вот оно, оказывается, что! Опять эти проклятые империалисты!