Чернобыль. Большая ложь

Ярошинская Алла Александровна

В некоторых областях его уровни доходили до 300 и более кюри на квадратный километр. По последним данным группы ученых из минского Института радиационной медицины и эндокринологических исследований А. Е. Океанова, Е. Я. Сосновской и О. П. Пряткиной, Беларусь с 1990 года удерживает первое место в мире по поражению раком щитовидной железы у взрослых. До взрывов в Чернобыле это было редкостью. А вопрос об онкозаболеваниях щитовидной железы у белорусских детей после аварии давно перестал быть дискуссионным. Эту печальную статистику уже признают даже самые отъявленные проядерные ортодоксы.

По данным этой группы ученых, в среднем по всей Беларуси в период между 1990-м и 2000 годом

число онкологических заболеваний возросло в среднем почти на 40 процентов по сравнению с доаварийным. (Исследователи использовали банк данных Национального регистра по раковым заболеваниям, который ведется в Беларуси с 1973 года.) В Гомельской области эта цифра выглядит просто ошеломляюще – около 52 процентов. Общая заболеваемость населения возросла здесь более чем на 55 процентов. До аварии этот показатель был самым низким из всех регионов. В Минской области – 49 процентов, в Гродненской – 44, в Витебской – 38! (Коллективный Ильин со своим «научным» докладом и «прогнозами» отдыхает.)

По данным этих же ученых, в 1980 году индекс рака щитовидной железы по республике среди взрослого населения старше тридцати лет составлял 1,24 на 100 тысяч. В 2000 году он вырос до 5,67. У ликвидаторов – до 24,4. Кроме того, рак в самой загрязненной Могилевской области стал на пятнадцать лет «моложе», чем в Витебске. Это еще одна особенность – теперь он «достает» женщин 45–49 лет.

Заболеваемость раком значительно выше в белорусской деревне, чем в городе. Это из-за того, что коллективная доза, которую получили селяне, в два раза больше той, которую получили горожане. Наиболее часто отмечается рак мочевыде-лительных органов, толстой кишки, легких, щитовидной железы.

Несмотря на то что количество раков щитовидки у взрослого населения Беларуси возросло более чем в пять раз, отмечают ученые, и они направляли свои исследовательские отчеты об этом в заинтересованные международные организации, в документах МАГАТЭ и Научного комитета ООН по влиянию атомной радиации это все еще не отражено. А ведь Океанов и его коллеги – это не люди с улицы. До перехода в Институт радиационной медицины и эпидемиологических исследований сам Океанов много лет возглавлял национальный Регистр по выявлению рака в Белоруссии. Кроме того, статья ученых опубликована не в какой-то желтой прессе или таблоиде, а в очень серьезном научном издании «Швейцарский медицинский еженедельник» («Swiss Medical Weekly»). Здесь все научные статьи проходят тщательную проверку. В шарлатанстве ни авторов, ни журнал заподозрить невозможно.

Тем не менее, Комитет ООН по влиянию атомной радиации не постеснялся в 2000 году сделать бессовестное заявление о том, что «14 лет спустя после чернобыльской аварии нет никаких доказательств о негативном влиянии на здоровье населения, связанном с ионизирующей радиацией. Нет возрастания заболеваний раком или смертности, которые могли бы быть связаны с радиоактивным воздействием». А далее следуют сентенции, недоступные для понимания нормальных людей с нормальными гуманитарными ценностями, которые знают ситуацию в чернобыльских зонах, не говоря уж о тех, кто там живет. Компания международных чиновников, многие из которых даже не представляют, в какой стороне находятся эти самые многострадальные Хойники или Полесское, уверяют жертв Чернобыля в том, что со здоровьем все у них «в будущем будет хорошо». Ну почти даже лучше, чем было бы без Чернобыля.

В МАГАТЭ и самом «ядерном» Комитете ООН и через двадцать лет после катастрофы без устали заводят одну и ту же заезженную корпоративную пластинку: никаких жертв Чернобыля, за исключением тридцати одного человека, в основном пожарных, и нескольких детей, заболевших раком, которые

могут быть излечимы, нет.

Это уже даже не смешно. Оставим этот совковый рудимент без комментариев и продолжим наш мониторинг радиоактивного чернобыльского марафона длиною в двадцать пять лет.

Уже первые десять лет после Чернобыля выявили одну общую для трех стран Украины, России и Беларуси драматическую тенденцию – возрастание количества детей, заболевших раком щитовидной железы. Больше всего страдают дети Беларуси. Согласно данным Всемирной организации здравоохранения, если с 1966 по 1985 год был зарегистрирован 21 случай, то после 1986 года – 379. Детям были проведены сотни операций.

В декабре 1995 года зарегистрировано уже 680 случаев рака щитовидной железы у детей на Украине, в России и Беларуси. В соответствии с данными Европейской ассоциации по изучению щитовидной железы – это только начало эпидемии, и в течение ближайших тридцати лет (прогноз был сделан в 1995 году) тысячи детей будут поражены раком щитовидной железы.

Но в полный шок привел общественность отчет Всемирной организации здравоохранения, представленный в апреле 2000 года в ООН. Группа экспертов ВОЗ дает еще более пессимистические прогнозы – по ее данным ожидается 50 000 новых случаев рака щитовидной железы у детей и подростков, живущих в пораженных зонах. Самая тяжелая ситуация – в Гомеле. Здесь рак прогнозируется у 36,4 процента тех, кому было меньше четырех лет на день катастрофы. (Если говорить о взрослом населении, то в Могилевской области эксперты ООН прогнозируют рак у 5 процентов.)

В трех областях России – Тульской, Калужской и Орловской – они предсказывают 3 699 случаев онкологии у детей. Это – 1 процент всего детского населения этих регионов.

Эксперты ООН заключают, что для миллионов людей, живущих на радиационных территориях, спустя десятилетия наступают самые худшие времена. Выступая после представления отчета, Генеральный секретарь ООН Коффи Анан отметил, что мы никогда не узнаем точное количество жертв Чернобыля, но три миллиона детей требуют лечения и «многие из них умрут преждевременно».

И здесь самое время вернуться еще раз к докладу Ильина, в котором он утверждал, что «расчетные оценки дают основание предположить следующее теоретически возможное число новообразований щитовидной железы радиационной этиологии за 30-летний период после аварии на ЧАЭС. Инкурабельных злокачественных опухолей у детей – до 20 случаев, и в целом по всему населению до 50 случаев. Излечимых злокачественных опухолей – соответственно до 170 и 400 случаев». Оставим эти скорее политические, а не научные или медицинские прогнозы на совести тех двадцати трех – язык не поворачивается сказать «ученых», – кто подписал этот сугубо партийный документ. К реальным исследованиям и реальной медицине – и это уже подтвердила сама жизнь в радиационных зонах – он имеет небольшое отношение. Вопрос в другом: не слишком ли дорого платят жертвы Чернобыля за подобные экзерсисы провластной верхушки придворной медицины? Это – больше чем ошибка?

Есть еще одна, особая категория граждан, пострадавших от Чернобыля. Это – ликвидаторы. Вспомнилось, как в 2004 году на презентации сборника статей о Чернобыле во Франции, в Каэне, одну из белорусских писательниц, которая выпустила книгу – собрание интервью о Чернобыле спустя 11 лет после аварии, спросили из зала, кто такие «ликвидаторы». Писательница ответила через переводчицу, что она не физик, мол, поэтому и не знает… Пришлось мне объяснять французам, кто такие ликвидаторы, хотя я тоже не физик, и при чем здесь вообще физика? Мне было, право, очень неловко за нее: как же можно писать о Чернобыле и не знать, кто такие ликвидаторы?