Чернобыльская тетрадь (фрагменты)
Шрифт:
Мы объехали вокруг станции и спустились в бункер. Там были Прушинский, Рязанцев и Фомин с Брюхановым. Брюханов был заторможен, смотрел куда-то вдаль перед собой, апатия. Но команды исполнял довольно оперативно и четко. Фомин, наоборот, перевозбужден, глаза воспаленные, блестели безумием. Потом произошел срыв, тяжелая депрессия. Еще из Киева я спросил у Брюханова и Фомина, целы ли трубопроводы. Они уверяли-целы. Тогда у меня возникла мысль подавать в реактор раствор борной кислоты. Связался со снабженцами в Киеве, нашли несколько тонн борной кислоты и обещали доставить в Припять к вечеру. Однако к вечеру стало ясно, что все трубопроводы от реактора оторваны и кислота не нужна. Но это поняли только к
Свидетельствует Владимир Николаевич Шишкин, заместитель начальника Союзэлектромонтажа Минэнерго СССР, участник совещания в Припятском горкоме КПСС 26 апреля 1986 года:
"Все собрались в кабинете первого секретаря горкома А. С. Гаманюка. Первым докладывал Г. А. Шашарин. Он догадывался уже, что реактор разрушен, видел графит на земле, куски топлива, но сознаться в этом не хватило сил. Во всяком случае вот так сразу. Душа, сознание требовали как бы плавного внутреннего перехода к постижению этой страшной, поистине катастрофической реальности.
– Нужна коллективная оценка,-говорил Шашарин.-Четвертый блок обесточен. Трансформаторы отключились по защите от коротких замыканий. Залиты водой все кабельные полуэтажи. В связи с затоплением распредустройств на минусовых отметках дана команда электромонтажникам отыскать семьсот метров силового кабеля и держать наготове...
– Что это за проект?!-возмутился Майорец.-Почему не предусмотрено проектное рассечение коммуникаций?
– Анатолий Иванович, я говорю о факте. Почему-это уже второй вопрос. Во всяком случае, кабель изыскивается вода в реактор подается, коммуникации рассекаются. Похоже, везде вокруг четвертого блока высокая радиоактивность.
– Анатолий Иванович!-громовым басом перебил Шашарина Марьин.- Мы только что были с Геннадием Александровичем возле четвертого блока. Страшная картина. Дико подумать, до чего дожили. Пахнет гарью, и кругом валяется графит. Я даже пнул ногой графитовый блок, чтобы удостовериться, что он всамделишный. Откуда графит? Столько графита?
– Брюханов!-обратился министр к директору АЭС.-Вы докладывали, что радиационная обстановка нормальная. Что это за графит?
– Трудно даже представить... Графит, который мы получили для строящегося пятого энергоблока, цел, весь на месте. Я подумал вначале, что это тот графит, но он на месте. Не исключен в таком случае выброс из реактора... Частичный. Но тогда...
– Замерить радиоактивность точно не удается,-объяснил Шашарин,-Предполагаем, что фон очень высокий. Был тут один радиометр, но его похоронило в завале.
– Безобразие! Почему на станции нет нужных приборов?
– Произошла непроектная авария. Случилось немыслимое... Мы запросили помощь гражданской обороны и химвойск страны. Скоро должны прибыть.
Похоже, всем ответственным за катастрофу хотелось одного- отодвинуть момент полного признания, расстановки всех точек над "и". Хотелось, как это привыкли делать до Чернобыля, чтобы ответственность и вина незаметно разложились на всех и потихонечку. Именно поэтому шла тянучка, когда каждая минута была дорога, когда промедление грозило облучением неповинному населению города. Когда у всех на уме было уже, билось в черепные коробки слово "эвакуация"...
А реактор тем временем горел. Горел графит, изрыгая в небо миллионы кюри радиоактивности.
– Несмотря на сложную и даже тяжелую ситуацию на аварийном блоке, обстановка в Припяти деловая и спокойная,-докладывал Майорцу Гаманюк, первый секретарь Припятского горкома партии (в момент аварии он находился в медсанчасти на обследовании, но утром 26 апреля покинул больничную койку и вышел на работу).-Никакой паники и беспорядков. Обычная нормальная жизнь выходного дня. Дети играют на улицах, проходят спортивные соревнования, идут занятия в школах. Даже свадьбы
Геннадий Васильевич Бердов, высокий, седовласый, спокойный генерал-майор МВД, заместитель министра внутренних дел УССР, прибыл в Припять в пять утра 26 апреля в новом, недавно сшитом мундире. Золотые погоны, мозаика орденских планок, значок заслуженного работника МВД СССР. Но мундир его, седые волосы были уже страшно грязными, радиоактивными, поскольку генерал провел все утренние часы рядом с АЭС. Радиоактивными теперь были волосы и одежда у всех присутствующих, в том числе и у министра Майорца. Радиация, как и смерть, не разбирает, кто ты-министр или простой смертный.
– Анатолий Иванович,-докладывал генерал Бердов,-в пять утра я был в районе аварийного энергоблока. Наряды милиции приняли эстафету у пожарников. Они перекрыли все дороги к АЭС, поселку, особенно к местам рыбалки на водохранилище пруда-охладителя. (Тут надо заметить, что генерал Бердов, догадываясь об опасности, не представлял, какова она на самом деле, поэтому его милиционеры оказались без дозиметров и средств индивидуальной защиты и все до одного переоблучились. Но инстинктивно они действовали правильно-резко сократили доступ в предполагаемую опасную зону.- Г. М.) В припятском отделении милиции сформирован и действует оперативный штаб. На помощь прибыли сотрудники полесского, иванковского и чернобыльского райотделов. К семи утра в район аварии прибыло более тысячи сотрудников МВД. Усилены наряды транспортной милиции на железнодорожной станции Янов. Здесь к моменту взрыва находились составы с ценнейшим оборудованием. Приходят пассажирские поезда, локомотивные бригады и пассажиры ничего о случившемся не знают. Сейчас лето, открытые окна вагонов, железная дорога проходит в пятистах метрах от аварийного блока. Надо закрывать движение поездов, (Хочется еще раз похвалить генерала Бердова. Из всех собравшихся он первый правильно оценил обстановку.-Г. М.) Постовую службу несут не только сержанты и старшины, но и полковники милиции. Лично проверяю посты в опасной зоне. Не было ни одного отказ? от несения службы. Проведена большая работа в автохозяйствах Киева. На случай эвакуации населения тысяча сто автобусов подогнаны к Чернобылю и ждут указаний правительственной комиссии...
– Что вы мне все про эвакуацию рассказываете?!-взорвался министр.-Паники захотели? Надо остановить реактор, и все прекратится. Радиация придет в норму. Что с реактором, товарищ Шашарин?
– Операторы, по данным Фомина и Брюханова, заглушили его, нажав кнопку АЗ пятого рода.-Шашарин вправе был говорить так, ведь он еще не поднимался в воздух...
– А где операторы? Их можно пригласить?-настаивал министр.
– Операторы в медсанчасти, Анатолий Иванович... В очень тяжелом состоянии.
– Я предлагал эвакуацию еще рано утром,- глухо сказал Брюханов.-Запрашивал Москву, товарища Драча. Но мне сказали, чтобы до приезда Щербины ничего в этом направлении не предпринимать. И не допускать паники.
– Что скажет гражданская оборона?
Встал Соловьев, тот самый начальник гражданской обороны АЭС, который в первые два часа после взрыва с помощью единственного радиометра со шкалой 250 рентген определил опасную степень радиации. (Реакция Брюханова читателю известна. Однако следует дополнить: Соловьев продублировал ночью сигнал тревоги в гражданскую оборону республики, что достойно всяческой похвалы.)