Чернобыльская тетрадь (фрагменты)
Шрифт:
Свидетельствует А. М. Ходаковский, заместитель генерального директора производственного объединения Атомэнергоремонт:
"Я руководил по поручению руководства Минэнерго СССР похоронами погибших от чернобыльской радиации. По состоянию на десятое июля 1986 года схоронили двадцать восемь человек.
Многие трупы очень радиоактивны, Ни я ни работники морга вначале этого не знали, потом случайно замерили-большая активность. Стали надевать пропитанные свинцовыми солями костюмы.
Санэпидстанция, узнав, что трупы радиоактивны, потребовала делать на дне могил бетонные подушки, как под атомным
Это было невозможно, кощунственно. Долго спорили с ними. Наконец договорились, что сильно радиоактивные трупы будем запаивать в цинковые гробы. Так и поступили.
В 6-й клинике через шестьдесят дней после взрыва долечивается по состоянию на июль 1986 года еще девятнадцать человек. У одного вдруг на шестидесятые сутки пошли на теле ожоговые пятна при общем неплохом состоянии. Вот как у меня.-Ходаковский задрал рубаху и показал на животе темно-коричневые пятна неопределенной формы.-Это тоже ожоговые пятна от работы с радиоактивными трупами..."
Тут я хочу остановиться и привести выдержки из статьи американского ученого-атомщика К. Моргана. Привел бы подобные слова академиков А. П. Александрова или Е. П. Велихова, например, но они таких слов не произносили. Так вот что сказал Морган:
"В настоящее время стало очевидным, что не существует такой малой пороговой дозы ионизирующего излучения, которая была бы безопасной или риск заболеть от которой (даже лейкозом) был бы равен нулю... Радиоактивные благородные газы (РБГ) являются основным источником облучения населения при нормальной эксплуатации АЭС. Особый вклад вносит криптон-85 с периодом полураспада десять и семь десятых лет...
Я хотел бы выразить большое недовольство относительно распространенной в атомной энергетике практики "сжигания" и "выжигания" временных ремонтных рабочих. Под этим мы подразумеваем привлечение плохо проинструктированного и неподготовленного персонала к временному выполнению горячих работ (радиоактивных). Из-за отсутствия понимания риска хронического облучения такой персонал с большой вероятностью может создать радиационные аварии, в результате которых может быть причинен вред как ему, так и другим людям. Я считаю практику "выжигания" персонала глубоко аморальной, и до тех пор, пока в атомной энергетике не откажутся от подобной практики, я перестану быть активным сторонником этой отрасли...
За последние десять-пятнадцать лет новые данные показали, что риск раковых заболеваний людей под воздействием радиации в десять или более раз выше, чем мы считали в 1960 году, и что не существует безопасной дозы..." 7
И еще одно суждение-выдающегося советского ученого, действительного члена Академии медицинских наук СССР, крупнейшего специалиста по лечению лейкозов Андрея Ивановича Воробьева:
"Думаю, что после этой аварии должно закончиться средневековое мышление человечества.
Очень многое требует сегодня переоценки. И хотя количество жертв в результате аварии ограниченно, а большинство пострадавших останется в живых и выздоровеет, происшедшее в Чернобыле показало нам масштабы возможной катастрофы. Это должно буквально переформировать наше мышление, в том числе и мышление любого человека, кем бы он ни был - рабочим
Свидетельствует В. Г. Смагин:
"В 6-й клинике лечился и главный инженер Чернобыльской АЭС Николай Максимович Фомин. Пробыл с месяц. После выписки незадолго до его ареста обедали с ним в кафе. Он был бледен, подавлен. Спросил меня: "Витя, как ты думаешь, что мне делать? Повеситься?" "Зачем же, Максимыч?-сказал я.-Наберись мужества, пройди все до конца..."
С Дятловым мы были в клинике в одно время. Перед выпиской он сказал: "Меня будут судить. Это ясно. Но если мне дадут говорить и будут слушать, я скажу, что все делал правильно".
Незадолго до ареста встретил Брюханова. Он сказал: "Никому не нужен, жду ареста. Приехал вот к генеральному прокурору спросить, где мне находиться и что делать..." "И что говорит прокурор?" "Ждите, говорит, вас позовут"..."
Арестовали Брюханова, Дятлова и Фомина в августе 1986 года.
Брюханов был спокоен. Взял с собой в камеру учебники и тексты для изучения английского языка. И сказал, что он теперь как Фрунзе, приговоренный к смерти...
Дятлов тоже спокоен, выдержан.
Фомин потерял себя. Истерики. Сделал в камере попытку самоубийства. Разбил очки и стеклом вскрыл себе вены. Вовремя заметили. Спасли. На 24 марта 1987 года был назначен суд, который отложили из-за невменяемости Фомина.
Разыскал и встретился с заместителем начальника турбинного цеха блока No 4 Разимом Ильгамовичем Давлетбаевым. Как я уже писал, он был на БЩУ-4 в момент взрыва. За время аварии получил более 300 рентген. Вид очень больного человека. Мучает лучевой гепатит. Сильно отечное лицо. Нездоровые, налитые кровью глаза. Но держится молодцом. Подтянут, собран. Несмотря на инвалидность, работает. Мужественный человек.
Попросил его рассказать, как было в ту ночь 26 апреля 1986 года. Он сказал, что ему запретили говорить о технике. Только через первый отдел, Я сказал, что о технике все знаю, даже больше, чем он. Нужны подробности о людях. Но Разим Ильгамович был скуп: "Когда пожарники появились в машзале, там все уже сделали эксплуатационники. За время аварийных работ в машзале я несколько раз вбегал на блочный щит управления, докладывал начальнику смены. Акимов был спокоен, четко отдавал распоряжения. Когда началось, все встретили спокойно. Ведь мы по роду своей профессии были готовы к подобному. Не в такой, конечно, степени, но все же..." Видно, что Давлетбаев старается говорить в пределах разрешенного первым отделом. Я не перебиваю. Характеризует Александра Акимова, своего вахтенного начальника: "Акимов очень порядочный и добросовестный человек. Симпатичный, общительный. Член Припятского горкома партии. Хороший товарищ..." Характеризовать Брюханова отказался. Сказал: "Брюханова не знаю".