Черное сердце
Шрифт:
– Почти весь пепел измельчен до консистенции порошка – задумчиво протянул Туэйт.
– А это говорит о том, – отозвался Сильвано, – что кто-то очень не хотел, чтобы по сгоревшим частицам можно было определить сожженный предмет.
– Это мог быть и сенатор Берки, и его убийца, – подал голос Плизент.
– Думаю, сенатора можем исключить, – сказал Туэйт, – если бы это сделал он, мы нашли бы кусочки сгоревшей бумаги. А этот материал был сожжен дотла, а затем измельчен в пыль. – Он поглядел на коллег. – Зачем? Чтобы быть уверенным, что мы в нашей лаборатории не сможем
Туэйт убрал ручку в карман и выпрямился:
– Джентльмены, – торжественно провозгласил он, – где-то среди этого черно-белого кошмара находится место, в котором прятали бумаги. По-моему, нам следует заняться его поисками.
Это заняло у них три с половиной часа. Туэйт и Сильвано прочесывали спальню хозяина, а полицейский из Чикаго в который раз осматривал ящики длинного трюмо. Шел уже пятый час утра, и они устали как собаки.
На черной лакированной дверце шкафа Туэйт видел отражение своего друга.
– Ты не закончил со шкафом, – занудливо пробурчал Туэйт, – чему тебя только учили в академии?
– О чем это ты? – засмеялся Сильвано. – Я могу провести обыск с повязкой на глазах и связанными за спиной руками. Я уже закончил с этим ящиком. Что я по-твоему, новичок, что ли?
– Да? – заинтересовался Туэйт. – А отсюда кажется, что до задней стенки тебе еще как минимум пять дюймов.
Туэйт ощупал нижний край шкафа. Ничего. Но, взглянув сверху, он обнаружил небольшой выступ. Едва заметный блик на матовой черной поверхности свидетельствовал о наличии миниатюрного тайника.
Через несколько секунд Туэйт и Сильвано стояли перед низким внутренним шкафчиком. В тайнике покоились расставленные в алфавитном порядке папки в кожаных переплетах. Папок было больше дюжины, некоторые ячейки с наклеенными на них буквами оказались пустыми.
Он начал осматривать папки. Наконец Туэйт поглядел на друга:
– Вот это да. Похоже, сенатор Берки был мерзкий тип.
– О Боже! – Сильвано даже присвистнул. – Неудивительно, что по его кандидатуре ни у кого не возникало вопросов: здесь у него столько дерьма, что в нем можно утопить половину государственных чиновников Иллинойса.
– На другие штаты тоже останется, – добавил Туэйт.
– Мощная информация, – продолжал Сильвано. – Ясно одно: у Берки было нечто такое, что не давало убийце спать. Но теперь эти документы бесследно исчезли, и мы снова у разбитого корыта.
– Надеюсь, что нет, – скосил на него глаза Туэйт. – Погляди, что было приклеено «скетчем» с внутренней стороны тайника.
Он разжал кулак: на ладони его лежало колечко черной изоляционной ленты, какой пользуются электрики. А между витками изоляции был замотан ключ.
Теперь они уже испугались по-настоящему. Страх, подобно поту, сочился изо всех пор. Форма напугала их, на лицо его они больше не смотрели.
Они были парализованы страхом и уже не различали лиц, не видели их выражений.
И теперь они боялись отвечать на его вопросы.
Тем не менее никто из них не слышал о женщине, которую он ищет. Но где-то в полдень Киеу наткнулся на старика. Он сидел на полуистлевшем пне,
Он мельком взглянул на приближающегося Киеу и вновь вернулся к своей работе: зажав между костлявыми коленками старую американскую каску, старик напильником обрабатывал ее края.
– Хоть ты, старик, меня не боишься, – Киеу присел рядом с ним на корточки.
– Ас чего мне тебя бояться? – отозвался старый кхмер. – Что еще ты можешь мне сделать? Жена моя умерла много лет назад, все сыновья погибли на войне. Одни ушли к красным кхмерам, другие погибли во время бомбежки нашей деревни. Тогда я жил южнее, у самой Свай Рьенг, – его тонкие сморщенные пальцы продолжали водить напильник по каске. – На нас напали чет кмау, а они умеют только убивать. Человеческие существа, насилующие и убивающие женщин и детей. Они шли по деревням и несли на пиках головы младенцев. Почти никто не оказывал им сопротивление. Каждый день они убивали городских и монахов – сотнями, тысячами.
Пальцы его немного дрожали, в пробивающихся сквозь листьях лучах солнца тускло вспыхивал напильник.
– Потом пришли юоны и прогнали красных кхмеров, – продолжал старик. – «Мы спасители Кампучии», объявили они на весь мир, «смотрите, мы не убиваем кхмеров, как делали это их соплеменники. Мы хорошо обращаемся с ними». А потом забрали весь наш урожай, отобрали у рыбаков рыбу. Все мои невестки и внуки умерли от голода и болезней, которым несть числа. Люди забыли, что такое честь...
Поэтому теперь, когда мне приказывают, я смеюсь вам в лицо. Что мне еще терять? Жизнь? А чего она стоит? – Он усмехнулся и плюнул в сторону. – Сейчас меня оставили в покое. Я всех здесь знаю и вижу, что ты новенький. Уходи. У меня ничего для тебя нет. Я старый и видел много такого, на что вовсе не следовало бы глядеть. По ночам я молюсь, чтобы болезнь принесла мне смерть, но болезни обходят меня стороной. Я еще не сгнил изнутри.
– Мне ничего от тебя не надо, кроме информации. Что-то в тоне Киеу насторожило старика, взгляд его стал твердым, глаза не мигали:
– Ты не один из них, – удивленно произнес он, – верно?
– Верно.
– А форма...
– Бывшему владельцу она больше не понадобится.
Старик улыбнулся, приоткрыв беззубый рот.
– Понятно, – голос его сделался приветливым, – понятно, теперь я вижу.
Высохшее тело чуть качнулось вперед:
– Чем я могу помочь тебе, товарищ?
Он сделал ударение на последнем слове и усмехнулся.
– Я ищу одну женщину. Когда-то, давно, она жила в джунглях... наверное с тысяча девятьсот шестьдесят девятого или с тысяча девятьсот семидесятого года, – Киеу дал старику ее подробное описание.
Кхмер задумался и отложил каску в строну.
– Право, не знаю, – произнес он наконец. – Слышал я об одной, очень похожа на ту, которую ты ищешь. Кажется, у нее еще была лодка или даже моторка, по-моему... надо припомнить... да, в Стунг Тренге, на востоке. Это почти на самом Меконге, совсем неподалеку от Конг Фалле, так мне, кажется, говорили.