Черное сердце
Шрифт:
– Я хочу, чтобы красные кхмеры были стерты с лица земли.
– Но вы же сами красный кхмер.
Киеу покачал головой:
– Мне больше не по пути с Черным Сердцем. Они убили моего брата. И вот сами пали от вашей руки, – он достал из кобуры свой именной пистолет и вложил его в руку Макоумеру. – Это единственное мое имущество, которое имеет хоть какую-то ценность, пусть даже, как сувенир.
Он поклонился американцу:
– Я перед вами в неоплатном долгу.
– Это не имеет для меня значения, Киеу, – мягко произнес Макоумер и положил ему на плечо. – Есть задание,
– Я помогу вам, вы должны позволить мне помочь вам. Макоумер улыбнулся и сжал плечо Киеу:
– Олл райт, – по лицу его пробежало облако. – Но должен предупредить тебя: если ты мне действительно поможешь, для тебя будет очень рискованно оставаться на родине.
Киеу внимательно посмотрел на него. Взрывы наконец прекратились.
– Война пожирает Камбоджу как чудовищный тигр. У меня больше нет ничего, даже жизни. Я пойду туда же, куда и вы.
– Значит, отправляемся в Америку?
– В Америку, – кивнул Киеу.
День выдался туманный, но, к счастью, без дождя. Скрытое облаками солнце давало ровный, мягкий свет. Где-то далеко играла музыка, аккорды мчались по бесконечным проходам, над ними реяли насыщенные яркими красками полотнища мелодий и прекрасные гармонии. В их мирное звучание вдруг вторглись шум и ярость войны. Пальмы вдоль берега исчезли в охватившем их золотисто-матовом пламени. Дым толстой черной змеей потянулся к небу повис там, покачиваясь. Запах пороха и ужасный сладковатый аромат горящей человеческой плоти. Трейси очнулся от запахов войны, он попытался подняться и дико закричал. Ласковые руки удерживали его, тихие слова заушили взрывы снарядов в мозгу. Он сделал глубокий вздох, и запахи обуглившейся плоти вскоре сменились стерильной атмосферой больницы. Глаза его закрылись, Трейси осторожно положили на подушки.
– Доктор...
И он снова провалился в глубокий сон, дарованный сильнейшими транквилизаторами, но губы его продолжали произносить одно-единственное слово, занозой засевшее в его мозгу.
Доктор, доктор, доктор... Он тонул, снова погружался в темноту, из которой перед этим на короткое мгновение вынырнул.
Лорин в пятый раз пыталась сделать тройной pas de chat. Правда, сейчас она выполняла его с партнером, высоким датчанином по имени Стивен. Кроме него на репетицию пришли еще шестнадцать участников труппы: восемь юношей и восемь девушек.
Первые два раза она немного отставала, а потом слишком разогналась и убежала вперед на целый такт. Партитура этого балета Стравинского, самого ее любимого, никак не выстраивалась в ее сознании. Мелодия жила отдельно от темпа, страшнее которого ни один танцор не встречал за всю жизнь. Она еще как-то справлялась с изменением тональности, но станцевать полностью всю фигуру, которую придумал Мартин, пока не удавалось.
Вот и сейчас, на втором прыжке, она завалилась на Стивена, и они оба едва не покалечились. Мартин немедленно остановил музыку, и девушки из кордебалета принялись шушукаться. Молодые люди с интересом поглядывали на солистов.
Мартин вышел в центр репетиционного
Мартин стоял спиной к зеркальной стене – отражавшийся в ней зал казался в два раза больше. Я – как на необитаемом острове, подумала Лорин. Мартин стоял поодаль, скрестив руки на груди. На нем была белая рубашка с закатанными рукавами и старомодные черные брюки. На ногах – балетные тапочки.
– Лорин, – негромко окликнул он ее, – сколько лет ты уже танцуешь?
– С пяти лет. Всю жизнь.
Мартин положил руку на отполированный несколькими поколениями танцоров круглый деревянный поручень.
– Ты когда-нибудь думала о том, чтобы сменить профессию?
– Нет. Ни разу.
Он резко повернулся к ней:
– А почему такая мысль даже не приходила тебе в голову, можешь сказать мне?
Красивая русская голова на идеально прямой шее. На таком расстоянии нервный тик одного глаза был едва заметен. Он пристально смотрел на Лорин.
– Я хотела только танцевать. Всегда.
– И хотела танцевать со мной. С Власким.
Лорин кивнула:
– Да. Нью-йоркская труппа лучшая в мире. А я всегда хотела быть лучшей.
– Вот поэтому-то ты и здесь! – отчеканил Мартин. – Здесь собраны лучшие силы... Но здесь требуется не просто танцевать. Танцевать можно в труппе Английского Королевского балета, в Сан-Франциско, в Американском балетном театре. Ты здесь для того, чтобы учиться, ты должна расти как балерина. Ты должна стать большим, чем танцовщица!
Голос его был по-прежнему спокойным, но в глазах появился стальной блеск. Мартин никогда не старался обратить танцоров в свою веру, для этого к его услугам была пресса и члены Гильдии американского балета. Он никогда не ставил между ними знак равенства: одни танцуют, другие восславляют танец, третьи финансируют его. Как он любил говорить, все звенья этой цепочки связаны друг с другом, ни одно не могло бы существовать без другого. Нет, танцоры сами шли к нему.
Он пересек зал и подошел к ней.
– Ты уже больше, чем просто танцовщица, Лорин. Но в то же время ты та, какой была всегда. Профессионал. Что бы тебя сейчас ни беспокоило, я хочу помочь тебе избавиться от этих проблем. Они встают между тобой и музыкой. Я создаю движения, ты даешь им жизнь. Если твоя концентрация нарушена, ты не сможешь этого сделать.
– Не знаю, что со мной происходит, – несчастным голосом пожаловалась она.
– Это не имеет никакого значения, – рассердился Мартин, – меня интересуют лишь последствия.
Мартин подошел вплотную к ней, Лорин чувствовала как ей передаются его спокойствие и уверенность.
– Если ты профессионал, ты будешь танцевать. Точка. Через неделю этот балет должен быть окончательно готов.
– Почему? Что произошло, из-за чего такая спешка? Глаза Мартина весело блеснули:
– Сезон окончен, но мы не едем в Саратогу. Нас пригласили в другое место: мы будем первой западной труппой, которая выступит в Китае.
– Китай! – у Лорин перехватило дыхание.
Мартин кивнул: