Черное солнце
Шрифт:
— Осип Николаев был среди них?
— Да… Он как раз и заступил на пост в ту ночь.
— В какую ночь?
— Сейчас все расскажу.
— А Тегишев-то чем все-таки конкретно занимался, если задания давал Гец?
— Ну, он был более высоким начальством, чем Геннадий Николаевич. Но, разумеется, не самым высоким в те времена. Если Гец как представитель медицины занимался самим процессом, то Тегишев курировал.
— Осуществлял общее руководство?
— Вроде того. Ну, знаете,
— А в городке хоть догадывались, что происходило в ваших «помещениях»?
— Нет, конечно. Ведь те же Тоня Семенова и Осип Николаев, конечно, по долгу службы понятия не имели, что на самом деле творится в этих пробирках.
Уж если я этого не знала… Мы знали одно: всегда должны быть соблюдены герметичность, стерильность, секретность. Должны строго следовать инструкции.
— Значит, городок был не в курсе?
— Ну, очевидно, кто-то знал, что в наших помещениях лаборатории. Ну, а раз лаборатория, значит, спирт.
— Понятно.
— Сначала, когда все это случилось, Тегишев, конечно, решил, что это диверсия. Виноваты шпионы…
— А на самом деле — нет?
— Нет! Видите ли, как только я вошла в лабораторию… По сути дела, это была отдельная маленькая комната, в которой одна я и работала… И увидела, что там… Это было, понятное дело, утром, в начале рабочего дня… Так получилось, что ему первому, Тегишеву, я доложила о том, что там произошло.
— И что же произошло?
— Тегишев, в соответствии с инструкцией, сразу влез в спецодежду — и осматривать!
— У вас были специальные герметичные костюмы?
— Да… Но так все складывалось, что воспользоваться им, по-видимому, смог один Игорь Багримович. В общем, он вошел в мою лабораторию — и тут же в крик: «Диверсия!»
Потом осмотрелся повнимательнее: окно разбито, все перевернуто, опрокинуто, стеклянные пробирки — вдребезги, а пропала только бутыль со спиртом.
Ну тогда стало ясно. Какие уж там диверсанты?!
В любом городке, поселке всегда есть компания подростков, у которых так и бурлит активность и желание выплеснуть энергию, покуролесить. В Октябрьском, как и везде, такая компания была.
— Наверное, кого-то из них вызывали, допрашивали? А они от всего отказывались?
— Мне кажется, нет. Раздувать дело Тегишеву, очевидно, было нельзя, так что докапываться он не стал. Прежде всего секретность.
Конечно, помещение сразу обработали.
Но прежде чем провели дезактивацию, в нем побывало немало народу.
Поздно вечером зашла, как всегда с коляской, делать уборку Тоня. Заглянула, увидела разгром, беспорядок, поудивлялась — и ушла, никому не сказав ни
Ну, Осип Николаев, например, вошел в лабораторию вместе со мной. Ночью он, как следовало из его объяснений, не слышал, что там творилось. Не видел, чтобы кто-то спускался по трубе и убегал…
Может быть, он просто все проспал. А возможно, и отлучился со своего поста. Например, Тоня Семенова его не видела вечером, когда заходила. Знаете, все эти посты и бдения часовых в Октябрьском, поскольку никто не принимал опасности всерьез, были, по сути, сущей формальностью.
Конечно, Николаев не знал о содержимом наших пробирок. Но когда увидел, что творится в лаборатории, то испугался. Однако Тегишев его успокоил.
— Каким образом?
— Осипу ввели вакцину.
— Осип Николаев недавно умер.
— Да? Я не знала.
— Вскоре после вашего отъезда из деревни Ковда. Вы ведь были у него?
— Да, была.
— Кстати, вы переполошили своим визитом всю Ковду! Там теперь просто возрождается язычество!
Вера предков. Колдуны, маги — все это достигло наивысшего расцвета.
— Но Осипу тогда точно сделали инъекцию. Он мне сам рассказывал об этом, когда я приезжала к нему в Ковду. Рассказывал, что с ним тогда в Октябрьском-27 говорил Тегишев и уверял, что ничего страшного случиться не может.
— А Семенова?
— Семеновой, скорее всего, ничего не сказали, чтобы не разносила сплетни.
— Но почему?! Это же преступление! Ах, ну да!..
— Вот именно… Причину мы с вами уже знаем…
Я уже потом, когда это со мной произошло, — Фокина осторожно притронулась к своему лицу, — стала думать об этом… Подопытные животные в лабораториях, на которых испытывали вакцину, были все мужского пола. Это был, как мы с вами уже говорили, избирательный вирус и должен был «выбирать» только мужчин. А Семенову это не касалось. Так же, как, на взгляд Тегишева, и меня. Меня он ведь тоже не счел нужным просветить насчет того, насколько опасно то, что случилось. Собственно, именно поэтому мне и хотелось теперь посмотреть ему в глаза.
— А Гецу вы в глаза, насколько я знаю, посмотрели?
— Да…
— И Гец спохватился — конечно, слишком поздно! И внес в список Семенову — из-за ее сына! Очевидно, он составил список затем, чтобы принять какие-то меры, предупредить тех, кого тогда не предупредили, чтобы можно было еще помочь… Но не успел. Его собственное заболевание развивалось слишком стремительно.
— Да, наверное, все так и было.
— А при чем тут оказался Полоцухин?
— Ну, он же был из органов. Гэбэшник. Присматривал за всеми нами.