Черное знамя
Шрифт:
Но нет, это все неважно, это все не имеет значения!
Недостатки можно отыскать у кого угодно, и на смену старым борцам придут новые люди, воспитанные в светлых идеалах, не знающие сомнений и пороков, способные объединить человечество под флагом евразийства!
Огневский тем временем сошел с трибуны, и его место занял Паук.
— Многие думают, что революция закончена, — начал он, дав залу немного успокоиться. — Они ошибаются. Революция — это не только смена власти, это еще и переворот в миросозерцании, и она всегда отталкивается от прошлого, не в том смысле,
Уже второй оратор использует слегка измененные, но вовсе не замаскированные цитаты из «Наследия Чингисхана»… вспомнят ли сегодня автора этого труда, пригласили ли его в Казань? вспомнят ли также президента Алексеева, который, как ни крути, все же назначил Огневского премьер-министром, и тем самым привел ПНР к власти?
Олег потряс головой, отгоняя глупые мысли — не время сейчас перечислять умерших или тех, кто отошел от дел и тоже все равно что мертв.
— Европейская идеологическая дорога, прямая линия слева направо пройдена до конца, не только она приводит в тупик, но и нет на ней ни одной точки, за которую можно было зацепиться! — говорить после Огневского было невероятно трудно, но Штилер это прекрасно понимал, и не особенно напрягался. — Евразийство отвергает не то или иное политическое убеждение старых направлений, а тот культурно-исторический контекст, с которым это убеждение сопряжено! Правые, левые, либералы — все вращаются исключительно в сфере представлений о послепетровской России и европейской культуре. Мы же вышли за пределы того и другого! Поднялись выше!
Еще дюжина общих фраз, произнесенных без особенного напора, и министр мировоззрения сошел с трибуны. Его место занял Никитин, петроградский генерал-губернатор и партийный вождь всего северо-запада России.
— Рад приветствовать вас, товарищи, на этом знаменательном событии… — начал он, уткнувшись в бумажку. — Мы здесь собрались не просто так, мы здесь сведены волей вождя! Власть правителя, согласно государственной идеологии Чингисхана, должна опираться не на какое-либо сословие, не какую-либо нацию, а на определенный психологический тип людей…
Олег зевнул, прикрыв рот.
Еще одна цитата из Трубецкого, и можно легко предсказать, о чем этот «оратор» будет говорить.
Но ничего, нужно немного потерпеть — сценарий утверждает, что долго это не продлится, что минут пятнадцать-двадцать, нудные речи закончатся, и начнется кое-что более интересное.
— …вождь представляется носителем национальной воли, воплощением разума и сердца национального целого, и, видя перед собой такое целое, мы должны воскликнуть — слава Богу, что у нас есть такой вождь, олицетворение всех побед! — и довольный собой Никитенко заулыбался.
Проводили его довольно жидкими аплодисментами.
Напоследок на трибуну выпустили Колчака, и тот в энергичной речи заверил всех, что флот, а вместе с ним и армия безоговорочно поддерживают новое, евразийское правительство, и готовы выполнить любой его приказ.
Еще один знак для тех, кто следит за этим съездом из-за границы, и в первую очередь для союзников — Англии и Франции.
Австро-Венгрия
Вон, на конец месяца в Киеве запланирован «съезд угнетенных народов»…
Соберутся там сербы, хорваты, чехи, словенцы и венгры, даже румыны и итальянцы из тех, что живут под скипетром Вены. Олегу придется отправиться туда от родного министерства, чтобы координировать работу журналистов и вообще сделать так, чтобы это сборище прогремело ну пусть не на весь мир, но хотя бы на Европу.
Колчак под оглушительную овацию сошел со сцены.
— Слушай, — Анна наклонилась к мужу. — Что-то это все мне не нравится. Войной пахнет.
— Ну да… — протянул Олег. — Вряд ли нам без мира вернут все, что мы хотим.
— То-то и оно, — она вздохнула. — Как бы наш мальчик… ну ты понимаешь.
Еще когда ему было пятнадцать, Кирилл заявил, что станет офицером, и, несмотря на все уговоры матери, от этого решения не отступил… летом, совсем скоро ему ехать поступать в Александровское военное училище в Москве.
— Война будет короткой и победоносной, — Олег ласково положил руку на плечо жены. — Проклятые романо-германцы окажутся разбиты быстрее, чем он принесет присягу. Поверь мне.
Разве новая русская армия не доказала свою боеспособность на полях Манчжурии, где столкнулась с выученными по немецкому образцу японцами? А за прошедший с той победы год она стала еще сильнее, обзавелась новым оружием, дальнобойными пушками, быстрыми самолетами, мощными танками… и никуда не делся окрылявший бойцов победоносный евразийский дух!
Вновь запели фанфары, и возникший на трибуне Штилер объявил, что первая часть церемонии закончена — сегодня министр мировоззрения играет роль хозяина мероприятия, ведь он его придумал, продумал и организовал.
— Пойдем, дорогая, — сказал Олег. — У нас есть час… можно пока заглянуть в буфет.
Съесть чего-нибудь, а может быть, и выпить стопочку.
Они вышли из зала, спустились на первый этаж, и тут в толпе из разряженных дам и важных мужчин он увидел знакомое лицо, румяное, голубоглазое, хоть и несколько мрачное.
— Эй, Антон! — позвал Олег.
Лисицын, зимой перешедший из отдела общей пропаганды в казанское губернское управление министерства, чтобы возглавить там сектор, обернулся, и на лице его возникла улыбка.
— О, рад видеть, — сказал он, протискиваясь навстречу. — Это ваша очаровательная супруга?
Анна зарделась и даже кокетливо стрельнула глазами.
— Хм… она и есть, — ответил Олег, с удивлением думая, что никогда не подозревал, что жена на такое способна — нет, все же Антон имеет подход к бабам, они в его присутствии просто расцветают. — Ты что здесь делаешь? Тоже пригласили?
— Да нет, куда мне, — Лисицын махнул рукой. — Помогаю, бегаю, точно бешеная тарашка… Сейчас должен мчаться дальше, так что давай, до встречи… Надеюсь, с вами, мадам, мы увидимся…