Черное знамя
Шрифт:
Но он не мог знать, как это будет красиво!
Парящие, танцующие картины из света вместе с музыкой словно увлекали тебя в другой мир… где в небе парят птицы из белого сияния, а ночь приносит только радость, где земля плывет под ногами, нет забот и проблем…
Еще раз возникла круглая колоннада, центр которой отмечал Дворец Евразии, и опустилась темнота.
— Все? Это все? — спросила Анна расстроенным тоном маленькой девочки, недовольной тем, что визит в зоопарк оказался слишком коротким.
— Да, — ответил Олег. — Теперь нас ждет нелегкая задача — отыскать
Номер его, конечно, указан на приглашении, но сориентироваться во всеобщей давке и толкотне между сотен одинаковых машин будет не так просто.
— Давай в сторону, пропустим всех, — велел он, и они поспешно зашагали прочь.
— Великолепно… — прошептала Анна, когда они очутились у окаймлявших террасу перил. — Министр придумал?
— Кто же еще, — в голосе Олега прозвучала гордость.
Как же, ведь он тоже причастен к сегодняшнему мероприятию… как и весь их отдел.
Они подождали немного, и неторопливо двинулись вверх по лестнице, туда, где поднимался из тьмы вновь подсвеченный Дворец Евразии, сейчас похожий на плывущий через ночь гигантский корабль.
У подъезда к зданию царила толчея, слышались возбужденные голоса, рычали моторы, гудели клаксоны.
— Это мы рано, похоже, — сказал Олег. — Можно еще немного подождать.
Прямо перед ними остановился длинный и черный, блестящий, точно лакированный автомобиль. Задняя дверца открылась, и наружу выбрался Штилер собственной персоной, улыбающийся и довольный.
— А, какая встрееееча, — сказал он. — Не мог проехать мимо просто так.
— Большая честь, господин министр, — Олег поклонился, а Анна присела в каком-то подобии реверанса — светским манерам дочь петроградского рабочего никто не учил, но вышло у нее довольно изящно.
— Большая честь ждет впереди, — Паук потер подбородок. — Я приглашаю вас с нами. Отправимся в палаточный лагерь около Кукушкино, там вождь будет выступать с речью перед представителями всей страны.
В Казань привезли не только аппаратчиков, из каждой губернии прибыл вагон с «простым народом», с людьми, прошедшими отбор в местном управлении ПНР и НД, но все же не профессиональными партийцами. Их поселили к югу от города, где поставили сотни огромных палаток — Олег еще, помнится, два месяца назад воевал с министерством земельных ресурсов насчет выделенной территории.
— Хм, конечно… — сказал он. — Но наша машина…
— Забудьте о ней, — сегодня министр оставил обычную свою язвительность, и был сама любезность. — Забирайтесь, прелестная дама, места в моем лимузине хватит человек на пять.
Анна, которой сегодня досталось больше комплиментов, чем за три последних года, вспыхнула и оглянулась на мужа.
— Конечно, спасибо за приглашение, — проговорил Олег, слегка подталкивая супругу. — Поспеши, дорогая…
Штилер не обманул, в пахнувшем кофе и кожей чреве его автомобиля поместился бы экипаж тяжелого танка. Пятнадцать минут мягкой езды, и они оказались за пределами Казани, притормозили у странного, уходящего вверх сооружения, из-за которого поднималось колеблющееся багровое свечение.
— Слава народу! — донесся
— Слава! Слава! — ответили ему тысячи голосов.
— Немного опоздали, — с легкой досадой заметил Штилер. — Но самое интересное впереди. Прошу за мной.
Они выбрались из машины и двинулись в сторону сооружения, оказавшегося деревянной трибуной. «Опричники», стоявшие в оцеплении, при виде министра вытянулись и отдали честь, словно перед ними появился сам Хан.
Заскрипели под ногами ступеньки, они очутились на нижнем ярусе, среди губернских вождей ПНР. Олег увидел несколько знакомых лиц, но вот на коллежского асессора с супругой никто не обратил внимания.
Все смотрели вперед, на залитое светом факелов поле.
— Смотрииите, и наслаждааайтесь, — негромко велел Штилер, крепко сжав плеч Одинцова. — Я поднимусь туда, где мне положено быть, иначе мое отсутствие могут заметить и неправильно истолковать, а как все закончится, заберу вас…
На среднем ярусе стояли министры и лидеры партии, еще выше помещался Огневский, со вскинутыми руками, бешеным взглядом и мокрым от пота лицом выглядевший языческим жрецом, готовым принести в жертву человека.
Но самое интересное происходило не среди власть предержащих, а внизу, на земле.
Поле цепочкой окружали дружинники, сжимавшие в руках факелы, позади них толпился «простой народ» — погруженная во мрак масса, тысячи жадно вытаращенных глаз и распахнутых ртов. А по полю маршировали знаменосцы с черными флагами, красиво перестраивались, одну за другой создавая фигуры… и не только фигуры!
Вот они встали так, что получились громадные цифры: один, два, четыре, ноль.
— Слава нашим предкам, разбившим захватчиков на льду Чудского озера! — воскликнул Огневский, и Олег сообразил, что им показали дату славной победы.
— Слава! Слава! — раскатилось во тьме.
— Слава князю Александру, кто первым понял, что сила Руси не на Западе, а на Востоке!
— Слава! Слава! — словно гром отдаленной грозы, угрожающе наползающий из-за горизонта рокот.
Вот-вот полыхнет молния…
Честно говоря, Олег был не очень доволен, когда министр позвал их с собой — зрелищ на сегодня хватило, они устали, хотелось вернуться домой, в тишину и покой, выпить еще рюмочку и завалиться спать.
Но сейчас он стоял, смотрел, и чувствовал, как сила водопадом струится через его тело.
Если есть на земле счастье, то вот оно — видеть, как воплощается в жизнь мечта, борьбе за которую ты отдал большую часть своей жизни, и отдашь то, что еще тебе осталось, все годы, все силы, здоровье и дыхание…
Вот он, народ, обожающий своего вождя, готовый пойти за ним.
Вот она, страна, принявшая евразийство, готовая измениться, стать другой.
Да, путь к этому моменту был тяжел, и впереди не ждут легкие победы, но это не имеет значения… они вместе, они едины, все, от последнего солдата на польской границы и оленевода в чукотской тундре, от рабочего любого из новых сибирских заводов и клерка в петроградской конторе до самого вождя и премьер-министра!