Черное золото
Шрифт:
— Нужна полная реконструкция системы обогрева. Вот здесь и здесь, — он водил карандашом по схеме, — установим дополнительные паровые котлы. Самое важное теперь это создать замкнутый контур с постоянной циркуляцией горячего теплоносителя.
— На это уйдет много топлива, — заметил Лапин, рассматривая расчеты.
— Зато не придется каждый раз отогревать замерзшие трубы, — возразил инженер. — И еще… — он достал еще один чертеж. — Я тут придумал новую конструкцию тепловой рубашки. Двойные стенки с
Островский поднял голову от записей:
— А что с буровым раствором? При такой температуре обычный состав не работает.
— Есть идея, — Рихтер протянул ему исписанный лист. — Можно добавить в раствор хлористый кальций. Это снизит температуру замерзания.
— И заодно решит проблему с коррозией труб, — кивнул химик. — Только нужно срочно заказывать реагенты.
Я посмотрел на карту снабжения:
— Глушков, организуйте доставку из Бугульмы. И заодно проверьте запасы угля, с новыми котлами расход увеличится вдвое.
Кудряшов разложил метеосводки:
— По прогнозам, через неделю ударят настоящие морозы. Можем получить до минус тридцати.
— К этому времени должны успеть модернизировать систему, — Рихтер вернулся к чертежам. — Вот график работ. Надо организовать круглосуточные бригады.
В этот момент в палатку вошел Лапин:
— На буровой закончили замену поврежденной секции. Можно запускать насосы.
— Погодите, — остановил его Рихтер. — Сначала нужно опрессовать всю систему. При такой температуре могут быть скрытые трещины.
Я обвел взглядом усталые, но решительные лица соратников. За эту ночь мы многому научились. Теперь предстояло использовать этот опыт.
— Действуем так, — подвел я итог. — Александр Карлович, руководите модернизацией. Лапин, организуйте бригады. Островский, займитесь новым составом раствора. Глушков, обеспечьте поставки материалов. На все про все — неделя.
— Успеем, — кивнул Рихтер, бережно сворачивая чертежи. — Лишь бы больше не допустить повторения этой ночи.
Снаружи донесся протяжный гудок. Буровая готовилась возобновить работу.
За пологом палатки в морозном воздухе плыл пар от паровых котлов. Где-то на востоке, за свинцовыми тучами, занимался новый рассвет.
Три дня круглосуточной работы полностью преобразили промысел. Паровые котлы, укрытые добротными деревянными коробами, исправно гнали горячий теплоноситель по замкнутому контуру труб.
Двойные тепловые рубашки, придуманные Рихтером, надежно защищали оборудование от промерзания. Даже буровой раствор с добавкой хлористого кальция больше не грозил ледяными пробками.
Термометр показывал минус восемь. Не самая страшная температура после недавних испытаний. Но расслабляться нельзя. Кудряшов предупреждал о приближении нового холодного фронта.
Я
— Леонид Иванович! — голос Островского звучал непривычно встревоженно. — Срочно зайдите в лабораторию!
В его походной лаборатории, размещенной в большой армейской палатке, царил привычный химический беспорядок. Колбы, пробирки, склянки с реактивами занимали все свободное пространство. Две керосиновые лампы с увеличительными стеклами освещали рабочий стол.
— Смотрите! — Островский протянул мне пробирку с темной жидкостью. — Полный анализ вчерашних проб.
Тонкие пальцы химика, обычно такие уверенные, заметно подрагивали. На столе лежали исписанные убористым почерком листы с колонками цифр.
— Содержание серы превышает все мыслимые пределы, — он торопливо перебирал бумаги. — А концентрация сероводорода… Такого я еще не видел!
Я внимательно просмотрел результаты анализов. Действительно, цифры впечатляли. Даже бакинская нефть не отличалась такой агрессивностью.
— Это еще не все, — Островский поднес к лампе другую пробирку. — Обратите внимание на цвет. При взаимодействии с воздухом образуются соединения.
В этот момент снаружи донесся резкий металлический звон. На буровой меняли очередную колонну труб. Тревожный звук заставил нас переглянуться. Теперь каждая операция на скважине могла обернуться серьезной опасностью.
Нужно срочно принимать меры. В памяти всплыли сведения из будущего о системе защиты от сероводорода. Но как адаптировать эти технологии к возможностям 1930 года?
После разговора с Островским я отправил срочные записки всем руководителям служб. Потом достал старые отчеты по бакинским промыслам. Нужно подготовить обоснование для будущих предложений.
Через час штабная палатка наполнилась людьми. Рихтер привычно устроился у чертежного стола, Лапин примостился на походном табурете, Зорина заняла место у окна. Островский, все еще взволнованный своим открытием, раскладывал на столе пробирки с образцами.
— Ситуация серьезнее, чем мы думали, — начал я, кивнув химику. — Гавриил Лукич, покажите результаты анализов.
Островский вывел на доске длинный ряд цифр:
— Содержание серы превышает пять процентов. Концентрация сероводорода… — он подчеркнул особенно впечатляющие значения.
— При таких показателях обычные методы защиты не сработают, — Рихтер снял запотевшие очки. — Обычная сталь не выдержит.
— А что с воздействием на людей? — подала голос Зорина.
— Смертельно опасно, — Островский покачал головой. — Даже кратковременный контакт может привести к тяжелым последствиям.
Я дождался, пока все осознают серьезность положения.