Чернокнижница
Шрифт:
— Иди, — коротко сказала я, ловя в темном взгляде подруги удивление.
— А ты? — поинтересовалась она и сделала неуверенный шаг вперед.
— Забыла для сеанса перца прикупить, — милая улыбка на лице должна была сгладить подозрение. Волкова несколько минут напряженно молчала, затем фыркнула и повернулась на каблуках в сторону офисного здания.
— Ладно, давай не тяни. У тебя вроде клиенты на десять!
Ишь, заботливая какая. Расписание мое выучила.
Культурная столица России погодой не радовала от слова совсем. Утренний гололед заставлял водителей и жителей города попеременно
Я недовольно поморщилась, натянула повыше ворот полушубка и двинулась к своим преследователям. Щелчок двери стал полной неожиданностью для всех сидящих в кожаном салоне — от охранников до владельца авто, смотрящего на меня круглыми глазами. Пришлось улыбнуться и с чувством вдохнуть запахи табака, мужского парфюма, — а после достать из кармана пачку сигарет, оглядев двух рослых остолопов. Бедняги так перепугались за начальника, что зажали между собой и не давали нормально дышать.
— Итак, — протянула я, щелкая зажигалкой. — Господин Толканов, какими судьбами?
Отца Макара было легко узнать. Не только благодаря светской хронике, бесконечным новостям о падении цен на нефть и моему личному знакомству с его сыном. Просто они оказались похожи. Тот же нос, губы, глаза — правда, богатый папочка оставил свои внешние данные без изменений.
Зачем Толканову хирургические подтяжки лица, нити, ботокс, если у него есть красивый банковский счет? Третья молодая жена с восторгом смотрела на рыхлое тело супруга и в голове подсчитывала выгоду от рождения очередного наследника на приличное состояние.
— Елена Молчанова, — поджал губы Марат Степанович, сжимая пальцы в кулак. Кажется, нефтебарон отошел от шока, растолкал охрану и готовился к нападению. — Надо поговорить.
— Дозволяю, — милостиво разрешила я, кивая на перегородку между нами и водителем. — Можем обсудить проблемы вашего сына. Вы же за этим приехали?
Наверное, перестаралась с улыбкой. А ведь люди с влиянием могли горы сворачивать. Чего так пугаться?
— Мой сын, — нервно облизнул губы Марат Степанович, делая знак своим охранникам выйти из машины. — Я знаю, что вы были в тот день с Макаром…
Мне скучно. Пока Толканов-старший пытался хорохориться и разгадать меня, медленно убегали минуты жизни в пустоту бессмысленного разговора. Марат не понимал, с какой стороны надавить. Здесь ведь как в бизнесе: прощупываешь нишу, ищешь свободное место. Парковка для удачливых. Одна проблема: меня ничем ни запугать, ни удивить и ни расстроить.
«Вы с ним были?».
Да.
«Понимаете, я должен знать».
Что именно? Сын — садист? Так с добрым утром.
«Могу разрушить вашу жизнь» — типичная угроза от человека, владеющего огромной империей. И будь я порождением этого мира, реально испугалась бы. Но моя школа жизни несколько отличалась от привычного понимания нормальности. Нельзя устрашить того, у кого атрофировано чувство страха.
— Я могу убить вас, — наклонившись к ошарашенному Толканову, прошептала я и посмотрела прямо в лицо, скрытое в полумраке
— Этот разговор записывается, — спустя минуту молчания, произнес Марат, громко сглотнув. — Я отнесу это в полицию и потребую открыть дело.
— И весь мир узнает о сыне-подонке, который любит охотиться на людей в лесах? Сколько трупов вы помогли спрятать, Марат Степанович? — улыбнулась, устраиваясь с удобством и ловя секундный ужас на лице Толканова. — Верно, много. Я помогу полиции найти каждый. Ах, погодите, думаете повесить тела на меня или Эдика? О, уверяю. Тогда следующим похороненным в тех пещерах будете вы.
Этот разговор изначально не задался, но я старалась поддерживать тему. Пока Марат судорожно соображал, закурила во второй раз, нисколько не стесняясь открыть окно. Двери заперли еще в самом начале нашей беседы, поэтому попыток к бегству не предприняла.
Стряхивая пепел на коврик, я вздохнула.
Люди — странные создания. Живут иллюзиями, питают бессмысленные надежды. Каждый думает, что с ним ничего не случится. Богатые считают себя защищенными от бед деньгами, нищие уповают на богов и святое «авось». Чернокнижники, маги, колдуны, ведьмаки — мы не такие. Слишком близко ходим по краю между миром живых и мертвых.
— Ваш сын — убийца, — тихо произнесла я. — Примите это как данность и живите дальше. Макар не последний в вашем роду.
— А вы бы приняли? — сквозь зубы процедил Толканов с явной ненавистью. — Если я прикажу завтра убить Эдуарда Харламова и всю его семью, тоже будете смотреть спокойно?
Хохот разорвал повисшую тишину в салоне, окончательно добив самооценку властного мужчины, сидящего напротив меня.
— Что смешного? — нахмурился Толканов, недовольно наклоняя голову набок.
— Эдуард Харламов давно мертв. Душой, — фыркнула я, делая затяжку.
В этот момент Марат потянулся к небольшому кейсу подле себя и достал какие-то бумаги, отдавая их мне. Я удивленно приподняла брови. Ладно, нефтебарону удалось меня шокировать. Ведь в обычной папке оказалась выписка из медицинской карты, полученная явно незаконно и путем оплаты большими деньгами. Забавно, но там не значилось имя пациента, только порядковый номер. Лишь диагноз — шизофрения. Но самым важным в ней оставались рисунки в детском альбоме. Я знала все сцены, написанные рукой ненормального мастера.
Раскол магического купола и битва в Гандалоре, когда мы захватили город, давно проданный их королем. Затем Арден, празднующий свою победу с вассалами за столом, несчастная Нелла и голова герцога Бергера — Стального Клинка. Во время этого праздника Эйдан устроил пожар, нарисованный на следующем листе. Принцесса Ателия и с ней роковая встреча. Изувеченный труп будущей королевы Драгьона автор запечатлел таким, каким я запомнила.
Все рисунки были черно-белыми, выполнен карандашом, но вполне профессионально. Человек, сделавший это — либо гений, либо свидетель. Настолько точно передана сцена, где меня судит совет за колдовство. Но главное, загадочный художник изобразил Эйдана, лежащего в лесу. Умирающего, одинокого и брошенного.