Чернокнижник Его Темнейшества
Шрифт:
На выбеленном ветрами плато стояли в колонну по двое души. Только-только с Земли, пластичный, чуть мерцающий материал душ ещё держал форму грубого – человеческого тела, местами можно было даже разглядеть складки уже несуществующих одежд. Он присел чуть поодаль, махнув рукой циклопической проекции Петра. Тот удивлённо поднял седые брови и, поприветствовав старого знакомого, продолжил сортировать народ. Души шли непрерывным потоком, опасливо озираясь и робко перешёптываясь меж собой.
Алекс присел на крохотный отрог и, сложив руки на груди, принялся разглядывать разномастную публику, что с опаской, гусиным шагом медленно двигалась через равнину. Сортировочный цех –
Некий особо буйный политик от лейбористов долго толкал цветистую речь и требовал самого дорогого адвоката, какой только найдётся в этой стрёмной шарашке, а потом вдруг сорвался с места и припустил бежать, вопя и петляя, будто уходил с линии огня. Алекс, не меняя удобной позы мыслителя на ночной вазе, дал ему подножку, и хитрец растянулся, глотая золотистую пыль, поднятую падением на пузо. Старый чёрт, откашливая серную мокроту и натужно кряхтя, ухватил нерадивого грешника за шкирку и, сделав Алексу респект, сложив козой когтистые пальцы, потащил беспокойную добычу к новому месту проживания.
Наконец, казалось бы, нескончаемый поток новопреставленных начал редеть, и вскоре апостол указал последней душе – сбитому пару часов назад испуганному велосипедисту, направление. Расчертив пространство молнией, тот отбыл, оставив после себя лишь мерцающий контур и резкий запах озона. Петр устало выбрался из своей замаскированной каморы и с явным облегчением выключил голограф. Алекс же подошел к самому краю плато и, взглянув в безбрежное клубящееся ничто, воскликнул:
– Ну же, Пётр! Я пришел, как мученик, и жду смиренно своей очереди, давай, укажи мне путь, апостол!
Пётр удивленно воззрился на старого знакомца и отрепетированным за бесчисленные века жестом достал объёмный фолиант, добротно обтрепанный временем. Как такая пухлая книжка помещалась в скромных складках белых одежд, оставалось только гадать.
– Что опять удумал-то, неугомонный? – апостол, быстро пролистав полтысячи страниц, наконец, отыскал нужную главу. – А… вон оно… Кх-м… ну в принципе, почему бы и нет? Хитер, бродяга!
– Минуточку! – приятный хрипловатый баритон Люцифера, как обычно, испортил всю торжественность момента, а ведь Алекс готовился и долго настраивался на этот решающий, последний шаг.
– Всё, друг мой рогатый, будем прощаться! – Алекс разорвал воображаемые путы и простёр руки к небу. Ну, если в этом измерении пространства, конечно, было небо.
– О! Даже так? – казалось, царь хаоса удивлён и заинтригован. – А ну-ка, поведай старому больному лопуху, на какой мякине ты его протащил!?
– Пётр, будь другом, зачитай Люци о моих заслугах на ниве очищения кармы и просветления духа!
– М-м… да, конечно, Александоррус! – согласился апостол и начал читать. – Душа в инкарнации четыре, мир белковых форм. Добровольный отказ от дальнейшей эволюции. Причина: оболочечный страх перед физической смертью. Способ консервации: устаревшая форма договора с главой карательной службы местной
– Гениально! Алекс, ты мой герой, слышишь?! – дьявол захлопал в ладоши, и лишь слёзы умиления не текли из его глаз.
– О, я старался! – Алекс, дурачась, поклонился. – Знал, что тебе понравится!
– Ну, ты теперь заживёшь! Шутка ли? Самого Сатану обскакать, да про тебя легенды скоро начнут складывать! – не прекращал восхищаться Люцифер своим поражением. – Новый герой подлунного мира! Глыба! Вот только маленький нюансик есть…
– Что за «нюансик» такой? – подозрительно поднял бровь «глыба».
– Да, сущая безделица, по сути, формальность! От чистого ли сердца и с покаянной ли душой творил ты благо, и венец мученика принял? – уже на полном серьёзе задал вопрос Сатана.
– В смысле? А какая разница-то?! – не понял Алекс. – Регламент соблюден? Пропуск выписан и заверен? Всё, чешите ляжки!
– Э-э… вообще-то… – подал голос Пётр. – Если возникают сомнения в чистоте процессуальных действий… Короче, мне придётся тебя взвесить, Алекс!
– Чего!? Старый, я тебе арбуз что ли?! – занервничал тот. – Себя взвесь! У тебя в скрижалях что написано?! Вот и отправляй меня!
Закончил свою гневную отповедь Алекс уже в воздухе. Он вдруг забалансировал на невидимой плоскости, пытаясь удержаться в равновесии с белым, пушистым пёрышком. Пару секунд шла изматывающая борьба, и на краткий миг они застыли в шатком равенстве. Затем перо из крыла ангела чуть заметно вздрогнуло, и Алекса стремительно потащило к земле. Он ещё пытался неуклюже махать руками в тщетной попытке доказать, что легче подлого противовеса, но быстро достиг поверхности плато и пребольно шлёпнулся на задницу.
– Прости, милый друг, но правила есть правила! – сокрушенно качал рогатой головой Сатана, казалось, он раздосадован не меньше самого Александорруса, и лишь озорные искорки в тёмных глазах нечистого выдавали едкий сарказм его сочувственной речи. – Мне жаль, то была отличная попытка посрамить зарвавшегося хозяина преисподней! Может, попробуешь снова, лет этак через двести? Не сдавайся, Ал, у тебя впереди вечность!
– Да будь ты проклят!
– Всенепременно буду, ещё не одну тысячу раз буду! Я вообще самый проклинаемый персонаж в истории! А теперь не мог бы ты вернуться в оболочку? Я бы, конечно, ещё посидел тут с вами, ребята, но… дела не ждут! – посетовал Люцифер и полез в свой чадящий копотью портал. – Всех обнял, увидимся!
– Да изыди уже, змей! – грустно проворчал Пётр.
Алекс так и сидел на холодной тверди, разглядывая невесомые пылинки золота в воздухе. Они то сбивались в плотные стайки, то разлетались, весело бликуя, и постепенно уносились в водоворот бесконечного пути, в клубящиеся неизвестностью облака, манящие на волю из этих опостылевших тесных яслей.
Ему никогда отсюда не выбраться. Ни-ко-г-да!
Он вдруг заплакал. Александоррус вообще забыл, когда он плакал в последний раз, а тут накатило, да так, что просто навзрыд… всё зря, снова впустую…