Чернозёмные поля
Шрифт:
Полевая дорожка с травянистыми колеями змейкою сбегала между холмами в зелёную долину и вилась по изволоку лесного ската через лес в сельцо Суровцово.
Анатолий Николаевич лежал теперь над долинкою, недалеко от дороги, среди редко разбросанных сторожевых дубов леса. Он опрокинулся затылком на траву и с безмолвным наслаждением впивался глазами в синюю, знойную бездну. Земли ему не было видно; только угловатые изломы дубовых сучьев кое-где заслоняли небо, которое ещё ярче и глубже синело в эти просветы. Из поднебесной дали долетало до него строгое и отрывистое карканье чёрной пары воронов,
Тихий шум колёс по пыльной дороге и фырканье лошадей послышались с той стороны лощины. Приподняв голову, Суровцов увидел коптевскую долгушу тройкой, спускавшуюся по дорожке. Трофим Иванович, Надя и все сёстры её были на долгуше. Внезапное появление разноцветной толпы людей и лошадей в глухой зелёной пустыньке всегда производит странное впечатление.
Суровцов поднялся с места, подбирая свои охотничьи снаряды.
— Стой! Вот кстати! Анатолий Николаевич! — раздался знакомый грубый голос.
Тройка остановилась внизу, и вся компания с весёлым шумом рассыпалась по лесному скату.
— Здравствуйте, голубчик! На вальдшнепов поднялись? — без церемоний целовался с Суровцовым Трофим Иванович. — А меня вот эти егозы на старости лет гулять подмыли… Растрясли так, что не вздохну. Завтракать в лесу затеяли.
Суровцов весело пожимал руки обступившим его девицам.
— Отлично, отлично! Это, верно, вы затеяли, Надежда Трофимовна? — говорил он, смеясь.
— Да уж она обыкновенно поводырша! — ворчал Трофим Иванович.
— Хорошо ж это вы выдумали, без соседа сюда забираться, — продолжал Суровцов. — А ещё честное слово дали прислать тогда за мною.
— Мы ехали прямо к вам! — отвечала Надя, смотря в глаза Суровцову ясным, бесхитростным взглядом. — Мы бы вас сперва захватили, а потом в лес.
— Ах, так вы ко мне… Какая досада! Нужно мне было очень попадаться вам…
— Да ведь теперь уж всё равно, мы нашли вас! — вмешалась Варя. — Крюку не будет. До вас ведь ещё добрых четыре версты.
— Так-то так… а мне досадно… Вы у меня ни разу не были, в моём гнезде.
— О, мы непременно поедем к вам! — решительным голосом закричала Надя. — Ведь правда, папа? Мы давно обещались Анатолию Николаевичу… он обещал мне показать своё рисованье.
— Коли не прогонит хозяин, заедем. Что ж такого? — отвечал Трофим Иванович. — Нас много народу; мы и холостого не побоимся!
Компания поднялась в лес. Девицы нарочно не взяли с собою слуги, чтобы делать самим всё. Повытаскивали из заднего ящика долгуши самовар, сковороды, посуду, всякую всячину. Оля, вторая сестра, была самая серьёзная из хозяек; она приняла на себя главное распоряжение и строго рассылала Лизу, Дашу и Надю то за сухими ветками, то в ключ за водой с большим жестяным кувшином, то полоскать посуду, то раздувать самовар. Суровцов бегал вместе с барышнями, от души помогая им в их хлопотах; Надя без всякой церемонии, с звонким смехом, понукала его на работу; Трофиму Ивановичу разостлали ковёр, и он улёгся в тени старого дуба с трубкою, насилу дыша после тряского и крутого подъёма. Варя была большая охотница
— Ну, Надя, ты мне только напортишь теперь; уходи, пожалуйста! — сердилась Оля, совсем собравшаяся готовить завтрак. — Ты ведь всегда по-своему выдумаешь, в макароны бог знает сколько масла кладёшь, картофель без белка поджариваешь… А я этого не люблю. Уж лучше я одна буду с Дашей… Пожалуйста, уведите её, Анатолий Николаевич, а то она упрямая.
— И в самом деле, пойдёмте, побродим по лесу, теперь мы все припасы заготовили! — предложил Суровцов. — Вкуснее позавтракать после гулянья. Пойдёмте, Надежда Трофимовна, всё равно нас прогонят.
— Ну, пойдёмте, — решила Надя. — Где же Варя? Она вечно где-нибудь мечтает. Пойдём, Лиза, сыщем её с Анатолием Николаевичем. Если у ней книжка в руках, непременно отниму и заброшу на дерево. Она и в лесу без книжки не может.
— Варя! Ау!
— Ау! Я здесь! — раздался невдалеке голос Вари.
Надя бежала впереди, сбросив шляпу и веселясь, как дикая козочка в вольных чащах. На ней была надета широкая малороссийская рубашка с рукавами, вышитыми по плечам и довольно короткая юбка ярких шотландских цветов, а волосы были заплетены по-малороссийски, в две косы, с лентами. В этом простом летнем наряде Надя казалась, несмотря на свой рост и своё крепкое сложение, четырнадцатилетним ребёнком. Варю нашли в середине леса, на дне тенистой, круглой, как блюдо, лощинки, сплошь наполненной жёлтым листом. Она рвала папоротники, которые росли здесь роскошными густыми букетами.
— Ах, как здесь отлично! — вскричала Надя, утопая выше ботинок в мягкие шуршащие ковры опадшего листа.
— Посмотри, какой кудрявый папоротник, Надя; точно страусовые перья! — сказала Лиза. — Давай нарвём в шляпки. А малины нет, Варя?
— Нигде не сыскала. Есть зелёная, должно быть, уже не выспеет.
— Вы любите малину, Анатолий Николаевич? — спросила говорливая Лиза. — Правда, что она лучше нашей садовой? Душистее и вкуснее; в июле мы часто ходили в лес за малиной. Все руки себе изодрали. Зато всякий день ели; чудесная!
— Нет, я не охотник до малины, я в лесу другим любуюсь, — отвечал Суровцов, с наслаждением всматриваясь в окружающие из деревья. — Как хорошо в лесу! Вот, посмотрите, дуб на полянке… каков патриарх? Я его часто пробовал рисовать и никогда не мог; всё скверно выходит, тускло, мёртво, плоско… Самого себя стыдно.
— Мне давно хочется видеть вашу работу. Почему-то я убеждена, что вы рисуете отлично, — смело сказала Надя.
Суровцов молча рассмеялся.
— Ты бы не поняла ничего, Надя, — заметила, тоже смеясь, Лиза. — Ты ж никогда не училась рисовать.
— Разве необходимо учиться в академии, чтобы чувствовать природу? — заступился Суровцов. — А кто понимает природу, тому понятна и картина. Природа — это вся красота; её нет нигде, кроме природы.
Варя в эту минуту старалась вытянуть из мягкой лесной земли длинный ветвистый корень какого-то цветка. Надя молча подошла помогать ей.
— Посмотрите, — сказала она, показывая Суровцову добытый корень. — Вот так корень!
Суровцов взял цветок в руки и внимательно рассматривал его многочисленные подземные клубни, осыпавшие кругом корень.